Чжао-цзы возлагал большие надежды на огненных леопардов, до поры до времени мирно дремлющих в своих норах. Но, конечно же, не только на них. И даже не столько на них, сколько…
Он глянул по сторонам. Вправо и влево, покуда хватало глаз, тянулась Великая Стена.
Сложенная из камня и утрамбованной до прочности камня глины, облицованная снаружи хорошо подогнанными друг к другу плитами, укрепленная мощными башнями, стоящими на одинаковом расстоянии друг от друга, Стена повторяла все изгибы и складки местности. Прямой, как копейное древко, линией она пересекала равнины и прихотливо извивалась по горным хребтам и берегам рек.
Стена рассекала мир надвое. По ту сторону от нее лежали песчаные безжизненные пустыни, сухие степи и холодные предгорья, которыми владели кочевники. Еще дальше тянулись враждебные западные земли, населенные чужими и чуждыми народами.
По эту — раскинулись богатые и обжитые просторы Поднебесной империи. Некогда могущественной, великой и непобедимой, а ныне ослабевшей и раздробленной на отдельные царства, не знающие мира, покоя и единого хозяина. Пока не знающие.
Но скоро уже, очень скоро все должно измениться. Чжао-цзы желал этого и верил в это.
Над башнями Великой Стены поднимались дымки сигнальных костров.
Движение у стен ассасинской крепости усилилось. Били барабаны, ревели трубы. Командиры рвали глотки, стараясь перекричать друг друга. Войска кочевников и латинян в спешке заканчивали построение.
Из общей массы к разбитым воротам низаритской цитадели уже выдвинулся небольшой отряд монгольских стрелков и несколько десятков рыцарей.
Авангард был готов к бою.
— Пора открывать Тропу. — Угрим шагнул к лестнице, ведущей с надвратной площадки вниз.
«Странно, — подумал Тимофей, — чтобы открыть колдовской путь, князю вовсе ведь не обязательно спускаться вниз самому».
— Возьми Кости и не отходи от меня ни на шаг, — не оборачиваясь, бросил ему Угрим. — Когда авангард вступит на Тропу, будешь стоять рядом.
Тимофей молча поднял колдовские кристаллы. Сказать по правде, новая служба нравилась ему все меньше и меньше. Да чего там — новая служба начинала его тяготить.
Почему? Он не смог бы внятно ответить на этот вопрос. Просто непривычно как-то было в разгар битв стоять за княжеской спиной, оберегая сверкающие каменья с черной сердцевиной. Неприятно было постоянно прикасаться к холодным самоцветам с мертвыми останками. Скверно было осознавать, что кому-то скоро предстоит погибнуть ради того лишь, чтобы к одним Кощеевым Костям присоединились другие, и что ты так или иначе, но будешь к этому причастен. Ну и совсем паршиво было оттого, что невозможно уже ничего изменить.
Раньше он был послом, был толмачом и был воеводой. Раньше он работал головой и сражался мечом во благо своего князя и своего княжества. Раньше он рад был служить Угриму Ищерскому. Теперь же радость уходила, словно вода из дырявой посудины. Что-то мешало теперь служить как прежде — безоговорочно, слепо, не задумываясь. Что-то, чего так просто не выразишь словами. Эх, самому бы понять что…
Да, он верен своему господину, как и прежде. Да, он готов живот положить за него. Но… Но князь слишком приблизил его и слишком много ему открыл. Он знает то, без чего было бы гораздо проще жить. И кем он стал в итоге? В самом деле, ну кто он сейчас при князе-волхве? Кто?! Носитель Черных Костей? Костеносец? Почетно, наверное, но отчего-то почет этот не греет душу.
— Ты человек, которому я доверяю, Тимофей. — Теперь князь, остановившись у лестницы, обернулся к нему. Князь пристально смотрел ему в глаза. — И который не жаждет большего, чем имеет. Вот ты кто.
«Опять мысли прочел, колдун», — догадался Тимофей. Проницательность седого князя-волхва порой пугала его больше, чем собственные сомнения.
— Таких людей в наше время мало, — продолжал между тем Угрим. — Таких уже почти не осталось. Поэтому ты на своем месте.
Тимофей вздохнул:
— Я на месте, на которое ты меня поставил, княже.
На месте костеносца…
Угрим вновь смерил его долгим пронзительным взглядом.
— И что с того? Ты поклялся служить мне во всем и всегда. Так исполняй же свою службу, Тимофей. Исполняй ее добросовестно, как и подобает верному слуге. И гони прочь дурные мысли. Тебе думать не о чем. Тебе это ни к чему. Дело слуги — выполнять приказы господина. Тогда будут довольны все — и господин, и слуга. Идем…
Они спустились к разбитым воротам ассасинской крепости.