Еще минут двадцать они шли в спокойном ритме, не встречая особых препятствий. Однако затем, миновав небольшую впадину, Миша вынужден был остановиться. Дальнейший путь, как ему показалось, был невозможен из-за огромного, тянущегося отвесно вверх скального монолита. Правда, после внимательного осмотра преграды, совершенного им вместе с Лукой, Мише стало ясно: двигаться дальше вполне можно. Первым путем, хоть и рискованным, но зато коротким, был узкий, не больше метра карниз, тянущийся справа от,монолита прямо над морем. Был и второй путь — тропинка, ведущая в обход скалы и явно выходящая на открытое для посторонних глаз место. Взглянув на Луку, Миша спросил:
— Ну что?
— Как пойдем? По карнизу?
— Почему нет? Ведь раз Юсиф сказал, что нужно идти ближе к морю, значит, проход здесь есть.
— Наверное. Ладно, пойду первым. А ты двигай за мной.
Вступив на карниз, Миша понял: прямо идти здесь нельзя. В некоторых местах каменистая тропка сужалась, так что передвигаться можно было лишь боком. Впрочем, встав спиной к скале, а лицом к морю и двигаясь боковыми шагами, он довольно скоро приспособился к этому виду передвижения. Судя по двигавшемуся сразу за ним Луке, тот тоже не испытывал особых неудобств.
Наконец карниз кончился. Ступив на открывшуюся сразу за ним широкую площадку, Миша повернулся. Наблюдая за последними шагами Луки, он на какую-то секунду расслабился. Наверное, именно поэтому резкий голос, крикнувший за его спиной: «Дур! Дур! Дур! Сахла!»[Стой! Стой! Стой! Остановись! (тур.)], застал его врасплох.
Подняв голову, посмотрел на Луку. Тот стоял спиной к скале, готовясь сойти с карниза, бледный как полотно. Миша пошевелил! губами, как бы спрашивая: кто там?
— Легавые, — ответил одними губами Лука. — Трое.
— Где они? — так же одними губами спросил Миша.
— Далеко. Но ты у них на мушке.
— А ты?
— Не знаю. По-моему, нет. Подожди, я сейчас попробую… —Лука потянулся рукой к поясу. В следующую секунду Миша понял, что он хочет достать пистолет, и тут же почти подряд прозвучали три выстрела. На лице Луки возникло удивленное выражение, он потянулся рукой к шее, на которой расплылось красное пятно — и, закачавшись, упал вниз. Застыв, Миша смотрел, как тело Луки летит к морской поверхности. Вот оно ударилось о воду. Вот, окутанное белой пеной, исчезло. Интересно, всплывет, как-то отстра-ненно подумал Миша. Нет, не всплывет. Не должно всплыть.
И точно, тело Луки не всплыло. Наблюдая за успокоившейся поверхностью моря, Миша услышал за спиной все тот же резкий голос:
— Дур! Аллары низин галдыр![Стой! Руки вверх! (тур.)]
Осторожно подняв руки к карманам куртки, Миша еле уловимым движением достал гранату и пистолет — и бросил их вниз. Он хорошо видел, как, достигнув воды, они тут же исчезли.
Теперь он пришел в себя и был готов ко всему.
— Дур! — повторили сзади. — Аллары низин галдыр!
Подняв руки, Миша крепко прижал ладони к затылку. Прошло примерно с полминуты, и он услышал шаги.
36
Шаги приближались. Он усмехнулся: похоже, ему не избежать турецкой тюрьмы. Единственная надежда — Юсиф. Но неясно, сможет ли Юсиф ему помочь. Впрочем, у него ведь есть Галя.
Шаги стихли точно за его спиной. В шею уперлось что-то холодное и твердое; ясно, подумал Миша, это ствол пистолета. Хриплый голос что-то прокричал над самым ухом; чего именно требовал голос, Миша не понял, но решил повернуться.
Перед ним стоял высокий турок в полицейской форме, с одутловатым и злым лицом. В руке полицейский держал направленный на Мишу пистолет. Чуть поодаль, на скальной площадке, у остановившегося здесь полицейского джипа, расположилось еще двое полицейских — также направивших на него свои люгеры. Четвертый полицейский сидел в машине, рядом с пустующим местом водителя.
Взглянув на Мишу, высокий что-то зло выкрикнул. Он явно чего-то требовал, но чего — Миша не понимал. Дождавшись второго выкрика хомута[Хомут (вор. жарг.) — милиционер, полицейский.], ответил по-английски:
— Сорри, донт андэстенд…
Оскалившись, полицейский ткнул стволом в карман Мишиной куртки, тут же показав этим стволом в сторону воды. Затем, сняв с пояса наручники, защелкнул браслеты на Мишиных запястьях. И без промедления, сразу же, коротким движением ударил его в живот. Удар был страшным. Миша согнулся, чувствуя, что умирает; невидимые ножи полосовали сейчас всю нижнюю часть тела, легкие разрывались от недостатка воздуха, к горлу подкатила тошнота. Не дожидаясь, пока он очухается, полицейский нанес еще один удар, не менее подлый — коленом в челюсть. Голова наполнилась звоном, в глазах поплыли круги, губы ощутили вкус соленого и теплого. Миша стоял, но через несколько секунд понял, что эти два удара послужили сигналом для полицейских, стоящих у машин. Подбежав, они, не давая опомниться, начали его избивать. Он пытался устоять под их ударами, но Они вкладывали в них всю силу, и он вскоре упал. Они продолжали избивать его ногами, и, получив удар по голове, он потерял сознание. Очнувшись и ощущая, что легавые все еще обрабатывают его ногами, подумал: они же забьют меня насмерть…