Кокальдаш тоже слово сказал в ответ Алпамышу:
— Слушай-ка, узбек, предупрежденья речь:
Гневом землю я могу насквозь пропечь.
Как это швырнешь ты моего коня?
Рад бы я такое диво повидать.
Видно, хочешь трупом на чужбине лечь.
Здорово и сам приучен ты болтать.
Столько слов насыпал — в год не сосчитать.
Захочу — могу я в прах тебя втоптать.
Знай, в стране у нас тебе добра не ждать.
Говорю тебе: напрасен твой приезд, —
Никаких от нас не увезешь невест.
Много приезжало смельчаков таких, —
Невредимым кто ушел из наших мест?
Трус я иль храбрец — увидим, пахлаван,
Как только с тобой мы выйдем на майдан.
С плеч твоих башку сорву, байсунский хан,
И заткну ее в батырский свой карман.
Это все подстроил брат мой Караджан,
Он тебя привел, забыв родство и честь…
Выйдем на майдан, — посмотрим, кто ты есть!
Тут и Караджан тоже не стерпел — слово свое сказал:
— Плохо поступаешь, Кокальдаш, мой брат! На словах с узбеком ты схватиться рад.
Укроти язык свой, — дело говорят:
Ты с таким узбеком справишься навряд:
Истинный батыр, могучий великан —
Гору кулаком он истолчет в ташкан.
Этого узбека знает Караджан…
Иль тебе твоя душа не дорога?
Укроти язык свой, Кокальдаш-ака!
В сильном гневе он тебя с землей сравнит,
В пыль и прах твое добро он превратит.
Всю страну калмыков он испепелит.
Укроти язык свой, — он тебя простит.
К счастью твоему не понял он всего,
Что ему сказал ты, понося его.
Если бы он знал получше наш язык,
Был бы ты слепцом, спесивый ты калмык!
Только подступи — тебя он кончит вмиг.
Против этой мощи, что поможет брань?
Как ни угрожай, — а дело выйдет дрянь.
Лучше подобру ты от него отстань,
Языком несчастья не набарабань.
Приняли мы все условия Барчин, —
Ты не возражал, — будь слову господин.
Если все исполнит лишь узбек один,
Значит — Ай-Барчин узбеку и жена,
Значит — нам она с тобой не суждена.
Соблюдем же честь батыров и мужчин, —
Победишь — тебе достанется она.
Ведь не бранных слов горячка нам нужна,
А удача в трудных скачках нам нужна.
Так давай готовить скакунов-коней,
Чтоб они резвее были и сильней.
Наши кони дух испустят на скаку,
Только бы добыть награду седоку.
Если первым твой прискачет к месту конь,
Значит — выиграл тебе невесту конь…
Ну, поеду я — оповещу народ, —
О байге пускай все знают наперед.
Шаха известим — глашатаев пошлет, —
Чтобы не пошла в народе болтовня:
«Мол, не известили во-время меня,
На байгу я б тоже выставил коня»…
Пусть коней готовят — едут на майдан!
С этим согласились все. Караджан сразу же и приступил к подготовке байги. Написал он калмыцкому шаху письмо и отправил его с надежным слугой. Слуге велено было оповещать по пути всех встречных. Прочитал шах письмо — вызвал старшего конюха и отдал ему такой приказ:
«Готовь к байге самых лучших коней, хорошо ухаживай за ними, — наградой на байге будет дочь узбека Байсары. Я сам непрочь в жены ее взять, — может быть, судьба благосклонной ко мне окажется, и один из моих коней первым придет».
Шах приказал также разослать глашатаев, чтобы на всех базарах, в каждом улусе оповещали народ о предстоящей байге.
Едут в Чилбир-чоль, спешат и млад и стар,
Айна-коль кипит, как праздничный базар,
Все батыры тут — и каждый льва сильней —
Отбирают лучших скаковых коней;
Счетчики-писцы за ними вслед идут,
Перепись коней отобранных ведут.
Дело возглавляет Караджан-сардар,
Толпы прибывают… Все шумней, людней.
Знатный и простой калмыцкий здесь народ, —
Съехался сюда конгратский весь народ, —
Десять тысяч юрт, — и каждый прет вперед.
Айна-коль шумит, как праздничный базар.
Выставил шах калмыцкий трех коней на байгу. Один был соловый резвый конь, но белокопытный: не надежны копыта белые, мягки чересчур. Второй ханский конь был из тех, что шапаками называются: если против восходящего или заходящего солнца бежать ему случится, — сразу слепнет он, — станет, — с места не двинется. Третий ханский конь — гнедой, за которого одиннадцать тысяч теньг заплатил хан Тайча, оказался алакараком: как бы хорошо ни бежал, если сразу осадишь его, тоже как вкопанный станет, — долго потом ни вперед, ни назад не погонишь его…