И другой калмык выходит на майдан,
Голос у него не голос — барабан!
Чтоб его батырский опоясать стан,
Взять в пятьсот размахов надобно аркан.
Караджан сказал: — Ты на меня? Изволь! —
Обхватил, приподнял — бросил в Чилбир-чоль.
Видит — на майдан еще калмык идет,
Караджан-батыр стоит спокойно, ждет
Подошел противник — подтянул живот,
Караджан его легонько ткнул в живот, —
Тот упал и душу богу отдает…
И четвертый вышел на майдан борец —
Всех богатырей калмыцких образец.
Если крикнет он — весь мир бросает в дрожь.
Ног таких огромных в мире не найдешь:
Лишь из девяноста крупных бычьих кож
На такие ноги кавуши сошьешь!..
С бранью тот калмык выходит на майдан.
Двинулся к тому калмыку Караджан.
В драке и в борьбе Караджанбек — знаток:
Он калмыка сжал — калмык вздохнуть не мог,
Чувствует калмык — приходит смертный срок.
Караджан его хватает поперек,
Через голову швыряет на песок, —
Кончился калмык — лежит костей мешок!
Караджан его с майдана уволок…
И еще выходит на майдан калмык,
Истинно громадный пахлаван-калмык,
Если разъярится, если в гнев придет,
Камень раскалится и растает лед.
Девяносто дай ему верблюдиц в день, —
Он сожрет их всех — и жрать еще не лень.
След в песке оставит этот великан, —
Можешь в след насыпать хоть мешок семян.
Вот какой калмык явился на майдан!
Осень подошла — цветник поблекший пуст, —
Сядет и ворона на розовый куст.
На Караджанбека вышел тот калмык —
Смерти грозный клич услышал тот калмык.
За кушак его Караджанбек взялся,
Поднял калмыка — швырнул под небеса…
На майдан другой калмык идет опять, —
Стоит он один иных батыров пять.
Полномерных дважды шестьдесят аршин
Алачи потребно на колпак ему,
Целых девяносто надобно овчин
Да еще одну бы на тельпак ему.
Вот какой калмык тут вышел на майдан!
С ним в борьбу вступает смелый Караджан:
Он его хребет могучий перегнул
И спиною наземь он его швырнул.
Своего желанья не достиг калмык, —
Лишь земли коснулся — кончился он вмиг!
Снова одинок остался Караджан…
И еще калмык выходит на майдан.
Нашавандом был калмык тот — великан.
Накурился он изрядно анашой,
В голове его от анаши туман, —
Караджану-беку объявляет бой.
Этот нашаванд обличьем был таков:
Шаг его считай за сто людских шагов,
Шея, как у самых матерых быков.
Палицу держал он — и была она
Пятистам локтям без десяти равна.
Пиалу имел он — эта пиала
Больше головного хауза была, —
Восемнадцать их он выпивал до дна!
Дважды девяносто надобно аршин,
Чтобы для него скроить карман один.
Вот какой калмык выходит на майдан!
Был тот нашаванд, калмыцкий пахлаван,
Тем сильней, чем больше анашой был пьян.
Машет он руками, гневом обуян, —
Двинулся ему навстречу Караджан,
Смело стал бороться с пьяным силачом:
Пятерых побил — и этот нипочем.
Тот нажмет одним, а он — другим плечом,
Топчутся они, и вся земля кругом
Вспахана ногами, словно омачом.
Нашаванд борцом весьма могучим слыл,
Но борьбы искусство плохо изучил:
Сразу слишком много сил он расточил,
Караджан его нарочно горячил,
Сам своих пока не расточая сил.
Посмотри, каков тот Караджан-борец, —
Силу приберег под самый он конец!
Тот калмык моргнуть и глазом не успел,
Как под облака под самые взлетел, —
Так его швырнуть Караджанбек сумел!
Головой он, верно, облако задел —
И от анаши мгновенно отрезвел.
Наземь он упал — и страшно захрипел,
Смерти он своей уже в глаза смотрел.
Так Караджанбек шестого одолел!..
Весь калмыцкий люд вскочил и зашумел.
Тут седьмой калмык бороться захотел,
Но, как первых шесть, и он не уцелел.
У Караджанбека много было дел:
Одолеть он всех противников хотел.
Гору навалив калмыцких мертвых тел,
— Выходите все! — он громко загудел.
Так у девяноста силачей без двух
Вышиб Караджан в единоборстве дух,
Трупы их высокой кучей навалив.
Кокальдаш-батыр один остался жив…
Вечер наступил, и ночь была близка,
На ночь прекратить борьбу пришлось пока.