Утром, переодевшись, вышел на майдан сам Алпамыш и стал вызывать Кокальдаша на бой. Говорит ему Кокальдаш-батыр:
— Не гордись, узбек, не надейся получить возлюбленную свою. Смотри, как бы не погиб ты здесь на чужбине. Лучше сразу уступи мне дочь узбека Байсары…
Слова эти услыхав, так ему ответил Алпамыш:
— Видан ли подобный бек или тюря,
Кто, любовью пылкой к девушке горя,
Уступил врагу невесту бы свою,
Если не погиб из-за нее в бою?
Глупый ты, калмык! Об этом говоря,
Время только тратишь в разговорах зря.
Лучше выходи ты на майдан, дурак, —
Там тебе ответ мой будет дан, дурак!.. —
Обозлился, слыша это, Кокальдаш,
С головы сорвал и бросил свой колпак;
Крикнул: — Если так, ты душу мне отдашь! —
Тут же он разделся, подпоясал стан,
Минарета выше, — вышел на майдан.
Машет он руками и, как лев, сердит —
Пыль до облаков он на ходу клубит.
Алпамыш с тревогой на него глядит:
«Ну, а вдруг калмык узбека победит?!»
Очень был свирепым Кокальдаш на вид.
Из толпы меж тем несутся голоса:
— Поскорей бы взяться вам за пояса!
Тут бы стало ясно, кто сильней, слабей!.. —
И за Алпамыша Кокальдаш взялся,
И за Кокальдаша Алпамыш взялся, —
Снова шум большой в народе поднялся:
— Алпамыш! — кричат узбеки, — не робей! —
Калмыки кричат: — Э, Кокальдаш, смелей! —
Силы не жалеет Алпамыш своей,
Кокальдаш в борьбе становится все злей.
Но ни Алпамыш не свалит калмыка,
Ни калмык его не одолел пока.
Гнут хребты друг другу или мнут бока —
Хватка у того и этого крепка!
На майдане два соперника-борца
Борются, как два шакала-одинца,
Только нет упорной их борьбе конца, —
И народ не знает, кто же верх берет,
И шумит, терпенье потеряв, народ…
Опасаясь за исход единоборства, Ай-Барчин обращается к Хакимбеку, — такое слово говоря:
— Розы куст в саду благоухан весной.
Соловей поет, любовью пьян, весной.
Вы не евнух ли, сын дяди, милый мой,
Если своего соперника, увы,
До сих пор в борьбе не одолели вы?
Что с тобою стало, милый бек Хаким?
Иль не дорога тебе Барчин-аим?
Если ты с врагом не справишься своим,
Я вместо тебя борьбу продолжу с ним.
Мужества не меньше у твоей Барчин,
Сил не меньше есть, чем у иных мужчин.
Если ты столь слаб, мой бек, мой господин,
Я сама сейчас, одевшись по-мужски,
Перед всем народом выйду на майдан,
Калмыка такого разобью в куски!
Э, возлюбленный мой Алпамыш, мой хан!
Что же ты молчишь, меня томишь, мой хан!
Иль напрасно был ты с детства мне желан?
Девушками ты осмеян, Хакимджан!
Евнухом тебя они теперь зовут, —
Девушек насмешки сердце мне сожгут.
Люди от героев дел геройских ждут,
Доблести дела потомки воспоют,
Слабости дела навеки осмеют.
Соберись же с духом, силу собери,
Калмыка-врага, мой милый, побори!
Если ж не поборешь — сам себя кори, —
О любви ко мне молчи, не говори!.. —
Ай-Барчин слова такие говорит.
Долго Алпамыша бедного корит.
Сердце Алпамыша от стыда горит,
Жгучая слеза глаза ему слепит, —
От любимой столько слышит он обид!
Калмыком ужели будет он побит?
Чести он своей ужель не отстоит?
Силы неужель не удесятерит?
Страстью соколиной Алпамыш кипит.
Ярым гневом львиным Алпамыш горит,
Силою тигриной Алпамыш налит:
Калмыка он жмет — калмык едва стоит.
Калмыка он гнет — хребет его трещит;
От земли его он отрывает вдруг,
В небо высоко его швыряет вдруг!
Видя это чудо, весь народ шумит,
Головы закинув, в небеса глядит,
Как батыр огромный с неба вниз летит, —
Альчиком игральным кажется на вид.
В землю головой зарылся наш батыр —
И погиб злосчастный Кокальдаш-батыр…