Петер спешился, тронул землю ладонью: следы в сумерках казались призрачными - но были, без сомнения, самыми настоящими. Они вели по большей части только в одном направлении и оставлены были много дней назад: сильных дождей давно не шло - глинозем схватился крепко.
- Что это значит? - резко спросил Петер, выпрямившись. - Ты можешь объяснить? Деян?
Не в силах выдавить из себя ни звука, Деян мотнул головой. Он вспомнил, как уходил из дома в "большой мир" по похожей цепочке следов, - и от подступившей к горлу дурноты едва не свалился с седла; пришлось обеими руками вцепиться в лошадиную гриву.
- Поехали дальше, и все увидим сами, - сказал он, когда самообладание вновь вернулось к нему. - Чем раньше узнаем - тем лучше.
Они углубились в лес; расчищенная дорога тянулась через него, как уродливый шрам, но путь все равно оставался непрост. Поблизости выли волки.
- Если твой конь поломает на корнях ноги или издохнет от усталости, мы окажемся в незавидном положении, - заметил Петер.
- Мы и так в незавидном положении, - мрачно сказал Деян. Наездником он за время жизни в Ханруме и пути к Кайраку сделался сносным, но, даже снова сменив трость на удобный костыль, ходоком мог считаться хорошим разве что среди одноногих. Осторожность требовала остановиться и развести огонь. Когда совсем стемнело, так и пришлось сделать.
Они расседлали лошадей; разбили лагерь.
- А помнишь, как мы... - немного обогревшись у костра, начал Петер - и замолчал с выражением беспомощности и отчаяния на лице.
- Я тоже помню, - мягко сказал Деян. - Не начинай.
Быть может, когда-то они - и Эльма, и Петерова Малуха с ними - жгли костер на этом самом месте. Но то пламя навсегда погасло: сколько ни вороши уголь воспоминаний - тепла и света было не вернуть.
Деян отхлебнул из купленного в Кайраке бурдюка крепкого яблочного сидра и привалился спиной к ели.
Он не заметил, как его сморил сон, и очнулся только от предостерегающего окрика Петера. Не разлепив толком глаз, схватился за ружье - но было уже поздно: костер окружили солдаты в потрепанной дарвенской форме.
К костру вышло пятеро, и еще кто-то наверняка скрывался в лесу. Верховодил отрядом молоденький сержант с обритой головой и круглым лицом, приземистый и широкоплечий, с огромными ручищами: ружье в них казалось тростинкой.
Петер выругался и выставил пустые руки на свет. Деян, тоже выпустив оружие, замер на месте: солдаты безотрывно смотрели на него, что не позволяло использовать чары - но возможность могла представиться позже.
- Вы кто такие? Что здесь делаете? Куда идете? По договору это нейтральная земля! - слова сыпались изо рта сержанта, как горох из дырявого мешка; силы у него явно было больше, чем ума.
- Мы... - Петер замялся, опустив взгляд на свою синюю бергичевскую униформу; от нелепости ситуации на него, человека не робкого десятка, вновь напала растерянность. - Мы местные. Были в плену. Но нас отпустили...
- У толстозадого барона столько денег, что он переводит сукно на всякий сброд? - с насмешкой перебил сержант.
- Погодите-ка! - вмешался Деян, наконец, разглядев в свете затухающего костра на рукавах дарвенцев черные повязки. - Вы сами-то кто и зачем здесь? Кому служите: гроссмейстеру ен'Гарбдаду?
Сержант взглянул на него презрительно, но все же удостоил ответом:
- Мы служим Кругу и делу мира! - выпалил он с нескрываемым бахвальством. - И Его Превосходительству Венжару ен'Гарбдаду, конечно. По его высочайшему распоряжению мы взяли эти земли под свою защиту.
- Тогда мы вам не враги, - сказал Деян. - И мы не бандиты. Нет нужды применять силу.
- Так я тебе и поверил на слово, шавка баронская, - сержант красноречиво сплюнул и ткнул в его сторону ружьем. Вряд ли оно было заряжено; но с его силищей стрелять и не требовалось. - Вяжите их!
- Мы пойдем сами, - заверил его Деян; но сержант был слишком взвинчен, чтобы с ним можно было договориться.
- Вяжите! - прикрикнул он на своих людей. - А будут ерепениться если - кинем концы через сук: нам же меньше мороки.
Неизвестно, чем кончилось бы дело, но в следующее мгновение кусты раздвинулись, и к костровищу выскочил мальчишка в распахнутом овечьем полушубке не по росту и съехавшей на лоб шапке.
- Не надо, дядь Жолыч! - выкрикнул он. - Свои! Убери ружо.
Сержант, нахмурясь, уставился на него.
- Вот те слово: нашенские это. - Мальчишка ударил себя кулаком в быстро вздымавшуюся грудь. - Здравствуй, дядь Деян! Дядь Петер...