7.7
Чем гуще тревога, тем неповоротливее время. Туман неизвестности окутал еврейский квартал Хамадана. Уж в который раз почтенный Бостинай вопрошает седобородых старейшин – победа или гибель, падение или величие? Мирьям погружена в молитвы – лишь спасения брату просит, не думает о высоком. И простая мысль может наполнить сердце до краев.
Две недели, как властитель Хамадана ушел побеждать и карать. Две недели нет вестей. И вот часовой на вышке возгласил, что видит вдалеке военный строй. Жители облепили городские стены. Ликование и предвкушение среди мусульман, холод и трепет в сердцах иудеев.
“Бог един!” – торжественно провозгласил командир охраны.
“И Мухаммед – Пророк Его!” – подхватил часовой.
“Завтра обрежем носы еврейским псам!”
“Утрачен скипетр!” – в отчаянии воскликнул Бостинай.
Удрученная, бессильная, приниженная Мирьям кинулась вон из дома, нашла в саду кучу пепла, обсыпала себя. “Господи, не оставь Давида!” – шептала.
Медленно и торжественно шествовали муллы к городской стене – излить потоки благословений на голову Хасана-победителя. Муэдзины проворно взобрались на минареты, чтобы тягучими голосами напомнить жителям Хамадана и всему свету, как велик Аллах.
“Хотел бы я знать, жив ли Алрой?” – спросил командир охраны.
“Если жив, его посадят на кол!” – заявил стражник.
“А если мертв, труп его отдадут на съедение собакам!” – добавил командир.
“Бостиная ждет петля”.
“И его племянницу – тоже”.
“Увидим. Говорят, Хасану нравятся черные глаза”.
“Надеюсь, истинный мусульманин не коснется иудейки!” – взволнованно произнес черный евнух.
“Они приближаются. Какую пыль подняли, однако!” – воскликнул командир.
“Я вижу Хасана!” – крикнул стражник.
“Я узнаю его черного коня!” – подхватил черный евнух.
“Любопытно, сколько драхм стоит Бостинай?” – задался вопросом командир стражи.
“Несчетно!” – ответил стражник.
“Надеюсь, добро свое он честно приобрел”, – вновь выразил надежду евнух.
“Проверим”, – сказал командир, – “Как бы там ни было, тысячу, которую я должен старому Моисею, я не верну. Теперь мы свободны от долгов евреям”.
“Разумеется”, – подтвердил евнух.
Всадники совсем близко. Авангард достиг городской стены.
“О, Боже, кто это гарцует впереди?” – спросил командир охраны, несколько смущенный.
“Никогда прежде не видел его”, – ответил стражник, – “Одежда наша, сельджукская, не иначе, кто-то из Багдада”.
Зазвучали трубы.
“Кто командир охраны?” – крикнул воин внизу.
“Я!”
“Открыть ворота царю Израиля!” – прозвучал приказ.
“Кому?” – спросил изумленный командир.
“Царю Давиду. Богу было угодно отдать нам на истребление армию Хасана. Мы не оставили в живых ни самого Хасана, ни командиров, ни солдат сельджукских. Я – Джабастер, посланец владыки нашего. Этот меч – мандат мой! Немедленно прикажи открыть ворота, и мы преподнесем вам, мусульманам, подлинного милосердия урок. А заупрямитесь, то, как говорит наш царь, “ворвемся силой, всех поубиваем без разбора, включая стариков и сосунков”.
“Немедленно позвать сюда почтенного господина Бостиная!” – взвизгнул испуганный командир охраны, – “Он вступится за нас!”
“И не забыть достойную госпожу Мирьям, она так милосердна!” – присовокупил стражник.
“Я возглавлю процессию!” – вызвался выполнить приказ черный евнух, – “Кто, как не я, знает к женщине подход!”
С нерастраченными благословениями и с неподобающей статусу богохульной поспешностью возвращались муллы в святилище знаний и истинной веры. Муэдзины на минаретах не исторгли из раскрытых от удивления ртов положенные Аллаху славословия. Обожающие иудеев мусульмане толпами рвались к дому Бостиная и Мирьям, вызывали их преданными голосами, и каждый желал первым поцеловать края одежды господина и госпожи.
Широко распахнулись ворота. Джабастер и его воинство вошли в город, заступили в караул. На площади перед большой мечетью собрались правоверные горожане, чтобы празднично и достойно встретить победителей. Огни на минаретах раздвигали ночные тени, освещали спешно развешанные на городских стенах ковры, гобелены, гирлянды цветов. Громкой ликующей музыкой приправили правоверные Хамадана идиллию счастливой встречи с армией иудеев. Горожане и воины приветствовали друг друга радостными возгласами. Появился знакомый всем вороной конь, достойно неся в седле своего седока. Люди упали ниц, кричали: ”Долгой жизни тебе, долгого царствования тебе, Алрой!”