В ночь перед отправлением к ним в барак зашёл заметно уставший Кудасов. Он оглядел тот бардак, который устроили оперативники, неодобрительно вздохнул и сел на складной табурет у входа.
— Ну что, голубчики? Как настроение?
Марченко ничего не ответил, Матвей старался не показывать волнения.
— Готовы, — сказал он. — Дорабатываем детали.
— Очень хорошо, — одобрил Кудасов и достал из внутреннего кармана кожаной куртки блестящую флягу, — давайте с вами. Чтоб всё по сценарию.
Он протянул флягу Марченко. Тот сделал жадный глоток, поморщился и сказал:
— Выпить перед делом, конечно, хорошо, но я бы предпочёл другой способ расслабления.
— Марченко, — улыбнулся Николай Геннадьевич, — ты серьёзно хочешь, чтобы я тут бордель устроил?
— А что такого? — улыбнулся оперативник в ответ, сделал ещё глоток и передал флягу Матвею. — Может, мы вообще не вернёмся. И свою последнюю ночь я проведу в бараке с новичком. Без обид.
Матвей понюхал содержимое фляги. Коньяк. Он на долю секунды задумался, стоит ли ему пить перед ответственным заданием, но решил, что раз на кону может стоять его жизнь — сделал большой глоток.
— Эх, Егор, Егор, — протянул Кудасов, — вот что ты за человек такой? Это твоя какая вылазка уже будет? Тридцать…
— …шестая.
— Вот. И какой ты пример показываешь?
— Отличный пример, Николай Геннадьевич! Оперативник, который отправляется на задание с поднятым моральным духом, — это уже 50 процентов успешно выполненного задания.
— Лис ты, Марченко, — ехидно улыбнулся Кудасов. — Похотливый лис. Ладно, ребятки. Фляжку оставляйте себе. Долго не сидите. Завтра в восемь вам выдадут всё необходимое. В девять тридцать — старт. Постарайтесь поспать. И пусть всё пройдёт по сценарию.
— Спасибо, — поблагодарил Матвей за пожелание, ставшее среди оперативников чем-то вроде «ни пуха, ни пера».
Кудасов вышел. Коньяк «братья» допивали уже молча, каждый в своих мыслях. Когда горячительный напиток закончился, Марченко рухнул на койку и захрапел. Матвей всю ночь смотрел на оливковый брезент и прокручивал в голове все возможные варианты развития событий. Нормально заснуть он так и не смог.
***
Матвей смотрел на себя в зеркало и не узнавал того, кто смотрит на него. Засаленные тёмно-русые волосы непослушно торчали, грязь на подбородке и щеках придавала ровному лицу, на котором совершенно терялись карие глаза, оттенок усталости от длительных скитаний. Матвею казалось, что ему ничего не подходит: ни коричневые кожаные штаны, надорванные на левом бедре, ни наколенник с металлической вставкой, ни старая косуха, стёртая по складкам, под которой скрывался вязаный свитер, размера на три больше. Реквизиторы постарались.
В раздевалку зашёл Марченко, чей образ соответствовал образу Матвея. Бродяжье одеяние контрастировало с длинным чёрным кожаным плащом до пят и старомодной шляпой с широкими полями, пристёгнутыми кнопками по бокам.
— Неплохо, — сказал Егор, рассматривая Матвея, — за своего точно сойдёшь.
— Почему я не могу взять плащ? Может, я тоже хочу.
— Не дослужился пока до плаща, — пошутил Марченко. — Пошли. Нас уже ждут в оружейной.
Они вышли из раздевалки главного корпуса на улицу и двинулись в сторону соседнего барака. Пейзаж оставался неизменным: несколько оперативников совершали утреннюю пробежку, несколько отжимались перед корпусом, из рупора звучал простенький, но талантливый гитарный риф «Дороги в ад», разрываемый скрежетом вокала Бона Скотта. Лучшего саундтрека к заданию придумать невозможно, подумал Матвей.