Современный спортивный зал походил на отсек корабля из космической оперы семидесятых годов. Обычно Матвей занимался с тренером один, что снимало чувство стеснения перед более спортивными посетителями зала. Никитин подавал тренировку как квест, который необходимо выполнить для получения достижения, и Матвей достаточно быстро вошёл в нужный режим. Первые результаты работы оперативник увидел в зеркале душевой кабины через четыре недели; полного сходства с дубликатом, за исключением шрама на левой щеке и шее, удалось достичь к весне. Матвею предстояло лечь в служебный госпиталь, где лучшие столичные хирурги в точности воссоздадут шрам.
Воздух в городе наполнялся запахом проснувшейся от спячки природы. Во дворах жилых домов таял последний снег, образуя неровные ручейки, снег сменился дождями — ещё холодными, дарящими свежесть.
Матвей ехал в жёлтом такси по Большой Дорогомиловской к современному трёхэтажному зданию, в котором под вывеской платной клиники скрывался госпиталь СКАР. От волнения оперативник потирал указательный палец правой руки — Матвей ложился под нож впервые. В день госпитализации он позвонил отцу, поделился переживаниями. Фёдоров-старший успокоил сына и заверил, что врачи в госпитале — настоящие волшебники, а потом рассказал, что как-то раз потерял на задании ухо, и пластические хирурги под руководством профессора Берковича не только полностью восстановили ушную раковину, но и не оставили ни единого шрама. Тревога Матвея немного отпустила, но лёгкое волнение преследовало оперативника до кабинета Берковича.
Внутри клиники не пахло больницей — наоборот, всюду стоял запах сирени. Матвей встретил не больше десятка пациентов. Кто-то с перевязанной рукой, кто-то — с головой, один — с повязкой на глазу. Все — оперативники. Все пострадали на задании, и служба делает всё, чтобы восстановить здоровье своих сотрудников. Такое складывалось впечатление.
Профессор Беркович, высокий, сутулый седой мужчина, поприветствовал Матвея в огромном холле госпиталя и расплылся в улыбке. Под белым халатом — дорогой костюм-тройка, сменная обувь стоила явно дороже всего гардероба Матвея.
— Ну что же, — улыбнулся профессор, — вы, вероятно, волнуетесь, молодой человек?
— Немного, — ответил Матвей. — Мне никогда не делали операций.
— И слава богу, — голос Берковича стал мягче. — Надеюсь, что эта будет вашей первой, а последующая корректировка — последней.
Он взял Матвея за локоть и проводил в предоперационную палату.
— Что сказать? Ваша работа… Она никогда не сможет измеряться деньгами. Только почести! Такая самоотдача, как у вас, молодой человек, — выше всяких похвал! Вы — наше будущее. Я всё время говорю это своим ученикам. Ленивые увальни! Проходите сюда, прошу вас.
В палате их встретила медсестра лет двадцати пяти. Её чуть пышную фигуру закрывали голубая блуза с небольшим зелёным крестом на груди и строгие брюки; поверх — белоснежный халат до колен. Она улыбнулась Матвею, не сказав ни слова, что-то ввела на одном из медицинских приборов и вышла из палаты.
— Ну что ж, располагайтесь, Матвей Евгеньевич, — по-отечески пригласил Беркович. — Операция назначена на завтра, восемь утра. Она продлится около четырёх часов. В первый час мы будем аккуратно создавать надрезы, остальное время займёт ускоренное заживление и коррекция.
— Да, сложно представить, что такое возможно, — искренне удивился оперативник.
— Понимаю, — согласился профессор. — Знания, которые мы получаем благодаря дружественным объектам, бесценны. Жаль, мы не можем использовать их в общей врачебной практике. Представляете, сколько людей мы могли бы спасти?
Матвей задумался над словами Берковича. Организация владеет технологиями, которые превосходят существующие в несколько раз. Почему не использовать их в благих целях? Кому нужна эта игра в секретность? Почему в некоторых объектах возможность перехода между реальностями используется во благо, а в его родном — только для избранных? Какова причина?
Профессор пожелал оперативнику хорошего вечера и вышел. Матвей, всё ещё немного взволнованный, осмотрелся, затем сел на кровать, сразу отметив удобный ортопедический матрас. Из мебели в палате только необходимое — кровать, тумбочка, несколько медицинских приборов. Матвей смог распознать только тонометр. Напротив — шкафчик, маленький холодильник и телевизор, прикреплённый к стене, чтобы смотреть лёжа. За большим окном гудела улица, её шум поглощали специальные стёкла.