Восстание подавили жёстко. Силовики, защищавшие протестующих, открыли по ним огонь. Некоторые демонстранты сбежали на нижний уровень, души многих навсегда остались у главного входа в «Мега-Тех». В новостях объявили, что больше половины протестующих не являлись гражданами Трироссийской республики, — это проплаченные конкурирующими корпорациями агенты. Тела убитых сожгли. В Сочи ввели комендантский час и предложили солидное вознаграждение за тех, кто был причастен к восстанию. У Юли не оставалось выбора — бежать прочь, не оглядываясь.
Дрына и двоих его ребят она тайно вывезла из больницы, помогла долечиться. Бабушке сказала, что едет на стажировку в Европу, та поддержала внучку. Обе понимали, что свидеться им больше не предстоит.
Тело окутал холод, несмотря на зной за окном грузовика. Юля засунула руки в карманы куртки, в одном нащупала скомканную бумажку. Девушка достала её, аккуратно раскрыла, и слёзы, обжигая, подступили к глазам.
Привет, родная!
Мне нравится так тебя называть. За эти дни ты стала частью моей жизни — надеюсь, ты не против.
Честно говоря, я долго колебался, писать тебе или нет, но понял, что должен быть честен с тобой.
Меня зовут Матвей Фёдоров, но я не совсем тот человек, которого ты знала. Если напишу почему — ты либо решишь, что я над тобой подшучиваю, либо сочтёшь меня сумасшедшим.
Не так давно я совершил большую ошибку — ушёл от людей, которые стали мне дороги. Так же, как стали дороги ребята… и ты. Я уехал тогда, потому что моя миссия была окончена, но с тех пор не было дня, чтобы я не жалел о том решении. Ведь, по сути… я их бросил.
Судьба дала мне второй шанс. Я оказался рядом с тобой, в этом необычном городе, и испытал то, о чём забыл. Думал, что больше не испытаю. То, что случилось между нами, стало для меня глотком свежего воздуха. Впервые за долгое время я почувствовал себя живым.
И решил остаться.
Ты — удивительный человек, Юленька. Спасибо, что пустила меня в свою жизнь, что была рядом. Могу ли я написать в этих строках, что ты засела в моей голове и сердце? Будет ли это честно по отношению к тебе, если завтра у нас ничего не выйдет?
Наверное, нет.
Тогда давай поступим так… Если у нас всё получится — я признаюсь тебе. А если нет, и ты читаешь эти строки… Вспоминай меня иногда, но не оплакивай, потому что твоя жизнь должна продолжаться.
Ты достойна самого лучшего, потому что ты — светлый человек с огромным, ярким, добрым сердцем.
Спасибо тебе, родная. Береги себя.
Матвей.
Дрын почувствовал, что сзади что-то не так.
— Всё в порядке? — спросил он учтиво, глядя в зеркало заднего вида.
— Да, — ответила Юля и вытерла слёзы, — устала немного.
***
Евгений Николаевич минут десять пытался завязать непослушный галстук перед зеркалом. Накануне, около одиннадцати вечера, его жизнь разделилась на «до» и «после». Анатолий Эдуардович Раскалов позвонил старому приятелю лично, сообщил, что его сын погиб при исполнении. После слов соболезнования директор службы попросил легендарного оперативника придерживаться легенды для друзей, родственников и окружения: Матвей разбился в автокатастрофе.
Лиза подошла к Евгению Николаевичу, встала перед ним и помогла с галстуком.
— Спасибо, Лизонька, — поблагодарил он.
— Машина приехала.
— Уже?
— Да, дорогой.
Евгений Николаевич посмотрел на своё отражение, поправил воротник и спустился к присланному Раскаловым автомобилю.
Над Востряковским кладбищем пробилось солнце, заливая холодный мрамор могильных камней мягким светом. Матвей никогда не был привязан к какой-либо вере, потому семья решила не придерживаться религиозных традиций на церемонии прощания. Закрытый гроб объяснили последствиями аварии, но на самом деле он оставался пустым — последняя тайна, известная лишь немногим.
На прощании собралось около пятидесяти человек. Однокурсники из академии, пара одноклассников, Егор Марченко, не желающий верить в происходящее, Олег, владелец кафе на «Маяковской». Нашёл время приехать Анатолий Эдуардович — Евгений Николаевич жест оценил.
В душе отца Матвея бушевали гнев и обида. Он вновь и вновь задавался вопросом: зачем? Что подтолкнуло сына предать службу, возглавить восстание, пожертвовать собой ради другого объекта? Возможно, возвышенное чувство справедливости взяло верх? Вместо того чтобы вернуться и продолжить работу, он остался там, и теперь его тело обращено в пепел вместе с телами других протестующих.