— Убежища. Я прошу тебя предоставить убежище.
— Вам — без проблем.
— Не нам… Нашим семьям, Лиза. Людям, которые пострадают, если с нами что-то случится. Их немного, они отличные работники и готовы перестраиваться.
— Сколько их?
Матвей на небольшом клочке бумаги написал число. Елизавета подняла левую бровь.
— Это не так просто, дорогой. Их придётся расселять по всему миру. Часть осядет здесь, часть в Австро-Венгрии, часть в Соединённом Королевстве. Я думаю, что смогу договориться, но мне нужно что-то в ответ. Ваш объект переступил красную линию, император готов в любой момент закрыть границы. Ты сможешь дать информацию? Ты сможешь слить тайны службы, которой ты служил верой и правдой столько времени? — она повернула листочек с числом к Фёдорову. — Ради них.
Матвей согласился не раздумывая.
***
Три дня подряд, с короткими перерывами на сон, Матвей рассказывал под запись всё, что знал о службе, в которой работал. Спокойно, без попыток что-то скрыть.
Он говорил о человеке, чьего имени боялись в СКАР — от студентов академии и стажёров до самого Кашалотова. Рассказывал о схемах заработка, засекреченных операциях, о работе в запрещённых объектах. Несколько агентов Императорской службы внимательно фиксировали каждое слово, задавали уточняющие вопросы, разбирали детали.
Это была цена. Плата за безопасность тех, кто рискнул всем, чтобы изменить систему.
Когда допрос завершился, специалисты ИСАР совершили переход в Петербург объекта К7-19, оттуда добрались до потускневшей Москвы и помогли семьям бывших сотрудников СКАР перебраться в новую жизнь.
Егор долго пытался убедить жену уехать. Объяснял, рассказывал, уговаривал. Яна, несмотря на все прелести дивного мира К10-11, отказалась покидать дом. По крайней мере — пока. Не без труда Егор принял её выбор.
В один из вечеров, после того как семьи были размещены во временных жилищах, Матвей пригласил Елизавету поужинать. В знак благодарности. В знак дружбы, прошедшей не только огонь, но и медные трубы. Она согласилась без колебаний — и отвезла его в ресторан «У Марка», где за время отсутствия Матвея кухня ничуть не изменилась. Они сидели за небольшим столиком, болтали, вспоминали дело — словно оно было вчера.
— Ты перестал бриться? — спросила девушка.
— Да. — Матвей стеснительно опустил голову. — Хочу попробовать. Посмотрю, что из этого получится.
— Ну, намечается вполне неплохо.
— Спасибо. Спасибо за всё, Лиз. Я…
— Не стоит. Я действую в интересах империи. Это моя работа. Так получилось, что наши цели совпадают.
— Значит, Раскалов и вас пытался надуть?
— Сложно сказать. Такое ощущение, без обид, что это в вашей крови. Попытаться хоть как-то обмануть партнёра ради выгоды, даже если она будет минимальной.
— Не без этого. Я не обижаюсь. Ты всю жизнь прожила в государстве, которое имеет отличный от привычного нам менталитет. Но и у нас не все такие.
— Не все, — согласилась девушка, — я читала о Советском Союзе. В университете. У нас даже есть трёхнедельный тур, чтобы люди увидели, как могло бы быть. Пользуется большим спросом, надо сказать.
— Ха, — ухмыльнулся Матвей, — ещё бы. Сколько я себя помню, с экранов телевизоров, в академии, да даже на службе мне рассказывали, что у нас какой-то особый путь. Непонятно только куда. Чёрт, я совершил столько ошибок, Лиза. Потерял близкого человека. Они никогда не поймут меня. Наши. Я никогда не буду прощён.
— Тебе страшно? — девушка положила руку на ладонь Матвея.
— Нет. Мне больно. От того, что я, Егор, даже мой отец — механизмы. Шестерёнки, не более того. Какая-то больше, какая-то меньше. Вот скажи мне, дорогая. Что полагается отставникам ИСАР?
— Полный социальный пакет, земельный участок и денежная сумма. Небольшая, но построить домик хватит. Ну, и пенсия, конечно. Два-три бесплатных отпуска в каком-нибудь экзотическом мире. А что?
— А нас сбивают машины. Или мы гибнем при пожаре. Или тонем. Или при исполнении, но тогда официально нас всё равно сбивают машины или что-то в этом духе. Мой отец ещё жив, если жив, только потому что имеет хорошие связи в правительстве. Таких — единицы. Никаких почестей, никаких привилегий. Максимум — легенда, которая будет ходить по академии.
— Но это…
— Ужасно, не так ли? А теперь представь, скольких мы загубили или чуть не загубили. Представь, сколько жён осталось без мужей, детей без родителей. Я хочу это изменить.
— Ты правда считаешь, что виновен один человек? Раскалов?