— А теперь, — громко объявил Старший, — танцы! Сегодня тёплая ночь, но она последняя тёплая перед холодами. Ешьте, пейте! Веселитесь!
Недалеко от площади заработал генератор. Несколько лампочек засветились тёплым жёлтым светом, в котором разноцветные ленты смотрелись особенно красиво. Один из жителей притащил старенький патефон и пластинки. Зазвучала весёлая музыка, и Просветление закружилось в танце.
***
— О чём ты думаешь? — Элина гладила Матвея по груди тонкими, аккуратными пальцами. Устроившись у него под мышкой на небольшом матраце, она видела, что молодого человека что-то беспокоит.
— Перевариваю, — ответил он. — Хороший вечер получился.
— Волшебный. Я испугалась, когда Игнат с Иваном проголосовали против.
— У них не было шанса узнать нас получше. Узнали бы — голосовали бы за.
Она улыбнулась. Жёлтая луна подчёркивала её выразительные формы. Элина набрала воздуха, чтобы что-то спросить, но вместо этого просто выдохнула.
— Что? — спросил Матвей и провёл рукой по её груди.
— Хочу тебя спросить…
— Да?
— Расскажи мне… Как там? Откуда ты пришёл. Ты говорил о детстве, маме… Но никогда не рассказывал, каково жить там.
Матвей качнул головой.
— Да как там? Бункер. Ржавые стены. Людей немного, но все они словно охвачены погоней сам не знаю за чем. Кто-то хочет владеть всеми продуктами, кто-то — фильтрами для воды, кто-то — женщинами. При этом каждый думает только о себе. Знаешь, есть старый анекдот…
— Какой?
— Однажды мужик поймал золотую рыбку. Она ему говорит: «Я выполню любое твоё желание, но имей в виду: что бы ты ни попросил, у твоего соседа будет в два раза больше». Мужик подумал и сказал: «Вырви мне глаз».
Элина не рассмеялась, только улыбнулась уголком рта.
— То есть у вас там желали зла ближнему?
— Не совсем. Завидовали. Кто-то — белой завистью, кто-то — чёрной, но завидуют все.
— Как можно завидовать белой завистью? — спросила девушка. — Ведь можно же просто порадоваться!
— Радоваться у нас не умеют. Люди в нашем бункере несчастливые. Не несчастные, а именно несчастливые. Они сами выбрали такими быть. Разучились радоваться мелочам, стали принимать их как должное. Например, вода. Это же такое счастье, когда есть чистая вода. А они её делят. Хотели даже ввести плату за использование.
Матвей вздохнул.
— А ещё мы разучились мечтать. Все мечты стали какими-то материальными. Вместо того чтобы мечтать о хорошей погоде или здоровье, все мечтают о вещах, которые со временем им станут не нужны.
— Мечтать — здорово, — Элина задрала ногу вверх так, чтобы большим пальцем закрыть луну, а потом хлопнула по матрацу. — Знаешь, о чём мечтаю я?
— О чём? — Он посмотрел девушке в голубые глаза. В лунном свете они стали глубокими, более выразительными.
— Посмотреть мир. Я ведь нигде не была, кроме Просветления. Да, знаю, что выходить за стены опасно, но так хочется хотя бы одним глазком посмотреть, что там… Как выглядит Москва? Ленинград? Париж…
— Хм… Я бы и сам хотел посмотреть на эти города, но вряд ли от них что-то осталось.
— Мне так не хочется в это верить. Иногда я думаю: зачем это было нужно?
— Что?
— Катастрофа. Последняя война. Мама говорит, не смогли договориться. А чего не смогли? Неужели не поделили что-то? Ведь планета такая большая! Здесь всем хватит места.
— Кстати, — Матвей привстал и наклонился над Элиной, — я знаком с твоей мамой, но не видел твоего отца. Он жив? Кто он? Где он?
Элина повернулась на спину и посмотрела на небольшую трещину в потолке.
— Дома, наверное. Мой отец — Старший.
***
Егор прикрепил небольшой топорик к поясному ремню, проверил карманы брюк, убедился, что свёрток с докладом на месте. На этой неделе ему толком не о чем рассказывать. Несколько дней назад прошёл кислотный дождь, увеличивший уровень радиации; не смертельной для человека, но в очередной раз Марченко поймал себя на мысли, что его вылазки в седьмую классификацию добром для здоровья не кончатся.
На матраце досыпала юная Ира. Егор сам не знал, чем она зацепила его, — выпив очередные пол-литра местной бормотухи, он уже не обращал внимания на такие мелочи. Поправив шляпу, накинув плащ, оперативник вышел из дома. У крыльца его поймал мальчонка лет семи.
— Дядь Егор! Дядь Егор! Вы ж в лес, да?
— Ну, а что такое?
— Папка не вернулся, — мальчуган еле сдерживал слёзы. — Дядь Егор, не вернулся. Мамка плачет! Что делать, не знаем. Она пошла к Игнату, а он сказал, чтоб не переживала, просто задерживается. А это не так! Дядь Егор, она чувствует! Знаете что? Она всегда папку чувствует! И говорит, что беда! И плачет. А если…