Ленинград.
Минск.
Киев.
Самара.
Владивосток.
Таллин.
Это было страшно… И прекрасно. Я видел, как вдали растут вверх грибы, словно от летнего дождя. Грибы смерти, очищающие всё вокруг.
Я побежал домой. Так быстро, как только мог, но меня перехватил какой-то вояка. Он сказал, что в моей родной деревне искать нечего и надо бежать, потому что радиационная волна летит со скоростью цунами. Нужно прятаться. Я, конечно, не хотел слушать, ведь где-то там моя мама. Мои братья.
Тогда всё решил случай.
Я споткнулся и ударился головой, потерял сознание.
Он приподнял прядь седых волос и показал шрам чуть выше виска.
— Очнулся уже в оцинкованном помещении, которое, как заверяли нас, не пропустит радиацию. Я родился в тяжёлое время и должен был умереть тогда. Но каким-то магическим образом выжил. Признаюсь, в самом начале я думал о смерти. Никогда не был православным, но мне так хотелось встретиться с родными где-то там, наверху. Однажды я взял у того самого вояки штык-нож и решил перерезать себе вены, но меня что-то остановило. Я очень чётко услышал голос в своей голове: «Зачем?! Зачем ты это делаешь?! Твоё время не пришло! Там сидят люди, которым ты нужен! Им нужен лидер, который поведёт их в новый мир».
Но как? Эти люди потеряли всё. У них нет надежды.
«Тогда дай им надежду», — сказал голос.
И я её дал.
Марченко посмотрел на напарника, он сидел с приоткрытым ртом. Боль от услышанного отражалась в сочувствующем взгляде Матвея.
— Суть Просветления, — продолжил Старший, — это построить новый мир. Мир, где нет места заповедям и запретам. Нет места непониманию и узколобию. Мир, где ценится только одно — человеческая жизнь.
— Простите, Старче, — перебил Егор, — но как же так? Вы говорите, что жизнь бесценна, — и упрятали нас в клетку на неделю. А ведь мы могли умереть там от голода и обезвоживания.
— Да, — согласился он, — это так. Но вы остались живы. Как когда-то остался жив маленький мальчик. Как когда-то остался жив юноша. Мне уже очень много лет, товарищи, но я жив и по сей день. А значит, мой путь верен. Вокруг меня собираются люди, которые разделяют мои идеи, мои мысли. Они готовы продолжить моё дело. Те, кто хотел отнять жизнь у нас, недостойны находиться на нашей земле. Мы проверили вас — насколько вы цените жизнь. И даже если вы не разделите моих идей, то, отпустив вас с миром, я буду знать, что где-то ходят два брата, которые ценят человеческую жизнь. И, подняв автомат на другого человека, зададутся вопросом: а стоит ли убивать его?
Старший отклонился и выпил ещё один бокал мутного напитка.
— Вы, друзья мои, вольны решать сами, хотите ли вы продолжить путь или остаться здесь. Поверьте, не каждому даётся такой выбор. Мы — небольшое поселение, нас нет и двух сотен, но мы живём уже много лет. У нас не много еды, но земля даёт нам достаточно. Мы рожаем детей и с почестями провожаем в последний путь стариков. Иногда к нам присоединяются заблудшие души вроде вас. Иногда кто-то уходит с миром искать свой путь. У нас есть уклад, который закреплён десятилетиями. Вы производите впечатление хороших ребят. Именно поэтому я предлагаю вам последовать за мной. Нам нужны крепкие руки. А нашим комсомолкам — достойные мужья.
В округе очень сильный радиоактивный фон. Пройти ещё десять километров в сторону Москвы — и вашим счётчикам Гейгера не хватит делений, чтобы показать реальные значения. Мы пытались. Поверьте. С другой стороны, сильный фон создаёт река. А там, откуда пришли вы, нам не будут рады. Это мы тоже знаем. Готовы ли вы рискнуть своими жизнями, чтобы проверить?
— Я… — начал было Егор, но замолчал.
— Мне жаль расстраивать вас, но вы не сможете добраться до вашего пункта назначения через наши земли. Вам придётся возвращаться назад и искать обходной путь. А если вы решите, что слова старика — это выдумки, вы можете потерять самое дорогое, что у вас есть: жизнь. Подумайте о моих словах.
Опираясь на подлокотник, Старший с трудом поднялся.
— А теперь прошу меня извинить, мне пора. Спасибо вам, что составили компанию в этот вечер. Как я и обещал, сегодня вы будете спать на матраце, а не на земле. Вас принимают теперь как гостей. Как тех, кто готов разделить с нами наш путь. А если нет — мы не будем держать зла. Спокойной ночи.
Прихрамывая, Старший вышел из гостиной.
Матвей и Егор ещё какое-то время посидели в тишине, выпили по бокалу самогона, затем вышли из дома. Марченко огляделся, чтобы проверить, нет ли кого рядом, и закурил самокрутку.
— Что думаешь? — спросил он.
— Кажется, всё идёт по сценарию, — шепнул Матвей.
— Угу, — согласился Марченко. — Только вот смущает меня этот пророк местный. Надо быть осторожными. Чёрт его знает, зачем мы ему тут.
— Ну, мы могли поступить иначе, ты сам предложил второй.
— Я помню, что я предложил, — осёк Матвея Марченко. — Просто… Не знаю…
— У меня тоже такое чувство. Не могу объяснить. Справимся. У нас выбора нет. Надо отрапортовать нашим.
— Завтра. Пойду в лес за ягодками и заодно оставлю весточку. А пока…
Он перевёл взгляд на двух приближающихся издалека девушек, одна из которых — уже знакомая Матвею Элина.
— Ты серьёзно? Мы же на задании!
— Поверь, младшенький, одно другому не мешает. По крайней мере, не должно.
Девушки заливались смехом, а когда подошли к оперативникам, взяли их под руки и развели в разные стороны.
Пока Элина вела Матвея в дом, он думал о словах Марченко. Его поразила невозмутимость оперативника касательно вопросов личной привязанности к жителям объектов. Хотя, наверное, Марченко не испытывал никаких привязанностей — просто брал от жизни то, что ему даётся. Хоть это и не по уставу.
Элина пригласила Матвея в небольшую комнату ветхого дома, где на полу лежал старый матрац, аккуратно застеленный простынёй. В свете луны она казалась белоснежной.
— Твоё ложе, — улыбнулась девушка. — Если хочешь, я останусь.
— Оставайся, — неожиданно для себя согласился он.
Все мысли об уставе и правильном поведении на задании улетучились, как только Элина одним движением стянула с себя сарафан.
***
То утро выдалось гораздо холоднее предыдущего. Ледяная роса окутывала сапоги Марченко, который уже двадцать минут шёл по лесу, дальше от ворот Просветления. За два с половиной месяца ритуал исполнялся раз в три-четыре дня и выработался до автоматизма.
Встать в шесть утра.
Поцеловать ещё спящую ночную спутницу в розовенькую щёчку.
Свернуть небольшой листок бумаги в аккуратный свёрток.
Сказать всем, кого встретишь, что отправляешься за дровами.
Не забыть топор, как несколько недель назад.
Выйти из Просветления, направиться к полянке, где совершили переход.
Не доходя до неё пару километров, возле перекошенной сосны оставить свёрток под большим камнем. Его заберут в течение дня — всё зависит от количества свободных работников, которые организуют квантовый туннельный переход.
Затем нарубить дров. Собрать промокшие ветки.
Отправиться назад, где уже ждёт завтрак.
Матвей заделался земледельцем. Неожиданно для него самого ему от отца передалось умение обрабатывать землю и выращивать овощи. Он всё лучше и лучше узнавал жителей Просветления и даже один раз позволил себе выпить с Ильёй — невысоким мужичком в старой телогрейке, который земледелием управлял.
Познакомиться со всеми поселенцами Просветления оказалось несложной задачей — их насчитывалось чуть больше полутора сотен. В основном все родились после катастрофы, потому идеология Старшего в буквальном смысле передавалась им с молоком матери. Некоторым Старший являлся биологическим отцом, но это обсуждать было не принято. Те, кто могли называть себя детьми Старшего, почитались, но не смели обратиться к нему «папа».
Матвей, в отличие от Марченко, не менял часто спутниц, хотя в целом это не запрещалось в Просветлении. После первой ночи с Элиной они остались жить вместе в её ветхом доме, да и она перестала смотреть на других мужчин. Головой Матвей понимал, что рано или поздно это закончится, но сердце его окутывало чувство тепла от того, что он ей нужен.
У них сложился уютный быт. Они вместе гуляли по Просветлению, читали советскую и зарубежную литературу, иногда ставили в библиотеке старые пластинки на патефоне и танцевали под Утёсова, Козловского, Нечаева, а ещё под одну-единственную пластинку Рэя Чарльза.
Девушка открывалась Матвею всё больше, рассказывала о своём детстве, мечтах, пусть и немного наивных. Со временем Матвей открылся в ответ — настолько, насколько позволила открыться его легенда. Он обманывал девушку, когда рассказывал о своём детстве и планах в Тёмном Городе, но не врал ей в чувствах. Он искренне заваливал Элину комплиментами, восхвалял её черты лица и тела, её милый и добрый характер, её страсть.
В один из дней он познакомился с приятной женщиной чуть за пятьдесят — мамой Элины. Они пили травяной чай, который пролежал в её доме бог знает сколько дней, а может, и лет, смеялись и обсуждали Просветление.
Тем не менее Матвей старался не привязываться к кучерявой девушке. И хоть он каждый день напоминал себе о том, что он на задании, каждую ночь, оказываясь в её объятиях, забывал об этом.