Как-то на закате Матвей, как обычно, накрывал овощи полиэтиленовой плёнкой, поливал картофель, выдёргивал сорняки размером с листья лопуха. За своим уже рутинным занятием он даже не услышал, как Элина подкралась к нему сзади. Она обняла молодого человека и шепнула:
— Ты не представляешь, что сейчас произошло!
— О чём ты? — повернулся к ней Матвей.
— Старший завтра устраивает праздник! Тёплые дни уходят, мы будем просить холода быть к нам благосклонными. Но это не главное. Главное, что на празднике вас объявят жителями Просветления!
— Ого! — улыбнулся Матвей.
— Конечно! Ведь вы с братом так много сделали для нас. И вы — достойные люди. Люди, принявшие путь Просветления. Я так рада! Так рада! Ну что же ты молчишь?! Потерял дар речи?!
— Нет, я…
— Мне надо прихорошиться. Ведь мой мужчина завтра станет…
— Твой? — удивлённо спросил Матвей.
— Мой! — уверенно ответила Элина, топнула ногой и поцеловала его.
Она убежала готовиться к завтрашнему событию, а Матвей отправился навестить своего «брата».
Марченко помогал трём дровосекам. Он вообще помогал всем, кому мог, но именно с ними он сдружился. Первый — Захар, на вид лет шестидесяти с небольшим, вечно отпускающий пошлые шутки в адрес проходящих мимо молоденьких девушек Просветления, был старшим дровосеком и головой отвечал за то, чтобы каждый дом в поселении холодными зимними вечерами был отоплён.
Второй — его сын Рудик, приятный парнишка, постоянно старавшийся впечатлить отца своей работой. И третий — Мирон, здоровый детина с небольшим животом, что в условиях вечного недоедания казалось чудом. Отапливать небольшое поселение оказалось сложной задачей, поэтому каждый вторник, четверг и субботу дровосеки отправлялись в лес спиливать сухие ветки.
— Не желаете ли устроить перекур, товарищи? — задорно крикнул Матвей, увидев дровосеков.
— А что, — поддержал Мирон, — это можно. Егор, дашь нам своих самокруточек?
Марченко улыбнулся и раздал дровосекам по две. Приближающийся к нему Матвей позвал его рукой к себе. Егор предупредил мужиков, что сейчас вернётся, и подошёл к напарнику.
— Ты чего тут? — спросил он.
— Поговорить надо. Элька сказала, что завтра будет праздник. И там…
— Старший объявит нас жителями. Да. Я в курсе. Мужики сказали.
— Думаешь, нормально?
— А что такого? Всё идёт по сценарию. Тебя что-то смущает?
— Нет, просто… Прошло уже столько времени, — Матвей снизил тон, — никто не объявляется из… Ну, ты понял.
— Значит, время ещё не пришло. Сам всё знаешь. Но всё идёт по сценарию. Не бзди.
— Егор! — послышался крик Рудика вдали. — Давай доделаем уже!
— Мне пора. Всему своё время, Матвей. Ты отлично справляешься. Главное — не привязывайся к людям и не забывай, что мы на задании.
— Да помню я, — обиженно сказал Матвей.
— Я так. На всякий случай. Не повторяй моих ошибок.
Матвей ничего не ответил.
— Вот и умничка.
Егор побежал к своим коллегам, Матвей направился в сторону дома. Подходя к воротам поселения, оперативник заметил, как сквозь траву пробилась одна-единственная ветреница. Он подошёл к белому цветку, опустился на колени и аккуратно расчистил траву возле него. Матвею это показалось чудом: среди заражённого леса, в гниющей траве к солнцу пробивается цветок. Хочет жить, несмотря ни на что.
***
Разноцветные ленты украшали столбы и ограждения на небольшой площади в центре Просветления. На образованном полукруге собрались все жители поселения — от мала до велика, — но удобное кресло, походившее на трон, пустовало. Несколько мужчин разожгли костёр, женщины о чём-то сплетничали и хохотали. Матвей стоял в тени, наблюдая за людьми, у которых когда-то отняли альтернативное будущее, но которые радуются их настоящему. Тучный мужчина высокого роста приволок металлическую бочку, за что его встретили овациями. В ней, видимо, тот мутный напиток, которым Старший поил оперативников при первой встрече. Матвей так и не смог понять, из чего поселенцы гнали самогон, а когда спрашивал об этом, в ответ слышал лишь шутки и смешки.
Егор на глаза не попадался — наверное, так же спрятался в тени. Спустя минут пятнадцать народ зашумел громче, приветствуя Старшего. Он аккуратно, опираясь на свою трость и поправляя седую бороду, подошёл к креслу и медленно в него опустился.
— Мои дорогие, — громко, насколько мог, сказал он. — Как же я рад! Сегодня мы отмечаем начало нового этапа. Лето близится к концу, а значит, нас ожидает холодное время. Да, холода в наших краях длятся дольше, чем тёплые дни. Но мы с вами пережили уже не один такой период. Переживём и этот. Товарищи! Мы с вами и правда на верном пути. И то, что к нам присоединились ещё двое, — тому подтверждение. Просветление — это место для каждого, кто изберёт наш путь. Просветление — это последнее место в нашем мире, где людям искренне рады!
Конечно, — подумал Матвей. То-то нас с Марченко в клетку на неделю посадили.
— Просветление, — продолжил Старший, — уже много десятилетий — новая надежда. Двое заблудших искали иное место, но по воле случая оказались у наших ворот. Они прошли испытание, которое бросила им судьба. Они показали, что достойны стать одними из нас. Выйдите, товарищи! Выйдите к нам!
Оперативники с разных сторон подошли к Старшему, Марченко бросил самокрутку под ноги и потушил сапогом.
— Егор и Матвей. Два брата. Две судьбы. Когда я встретил их впервые, они были настроены идти туда, где жизни быть не может. Я уважил их решение, но тем не менее предложил остаться. Мне было интересно, из какого теста сделаны эти двое. Сейчас вы видите на столах результат труда Матвея, и клянусь вам, что такой тыквы мы не ели уже очень давно.
Толпа поддержала одобрительными выкриками и кивками.
— А Егор, зная, как тяжело приходится в холодное время, мало того что присоединился к нашим бравым дровосекам, но и собственноручно ходит на рубку несколько раз в неделю.
Толпа встретила это заявление громкими аплодисментами.
— Я предложил тогда, предлагаю и сейчас: согласны ли вы, братья, отказаться от своей фамилии? Согласны ли вы идти вместе с нами? Согласны ли вы быть верными служителями Просветления?
Над площадью повисла тишина, прерываемая изредка детским смехом где-то на окраине.
— Да! — уверенно крикнул Матвей.
— Это честь для нас, — добавил Марченко.
Люди засвистели от радости и громко захлопали в ладоши. Элина, стоявшая недалеко от Старшего, не скрывала улыбки. В этот вечер ей хотелось выглядеть потрясающе для своего мужчины: длинное узкое платье, подчёркивающее грудь и бёдра, аккуратные туфельки на небольшом каблучке и сиреневый платок, который дала ей мама. Образ девушки получился домашним, но изысканным, и Матвей, конечно, это оценил.
— Тогда, — продолжил Старший, — я прошу подойти старожилов. Тех, кто составляет совет. Тех, кто видел, как совершалась история. Владилен. Иван. Роза. Игнат. Подойдите и вы и скажите мне как старожилы: готовы ли вы принять этих двоих к нам?
Первой вышла дама лет пятидесяти с хвостиком. Красная косынка скрывала её длинные седые пряди, она держала подол юбки, чтобы не запачкать его.
— Я Роза. Старожил Просветления. Я видела их, но не говорила с ними. Слова в моём видении — пустота. Важны действия. И действиями своими они доказали, что достойны. Я говорю: любо.
Следом за ней вышел лысый мужчина, немногим старше Розы. Дужка его толстых очков приклеена синей изолентой, потёртые брюки и пиджак поверх шерстяной жилетки придавали профессорский вид.
— Я Владилен. Я им… м… мел честь пог… г… говорить с одним из б… б… братьев. Мне б… б… лизки по духу их цен… н… ности. Я в… в… верю, что они смогут вп… п… писаться в наш б… б… быт. Я г… г… говорю: л… л… любо.
— Я против! — послышался скрипучий голос. Из толпы вышел худощавый мужчина в спортивной куртке и рабочих брюках. Его седая голова казалась огромной из-за взъерошенных волос. — Нечего им тут делать! Вы чем вообще думаете, а?! У нас и так ртов не прокормить. Танька вон опять беременная ходит. Мы еле-еле выживаем. Пусть катятся куда хотят. Не было им суждено с нами идти. А то, что посидели в клетке… Доказали… По мне — мало посидели.
— Ты, Игнат, всегда говоришь, что думаешь, — констатировал Старший, — но что сейчас демагогию разводить? Твоё решение?
— Нелюбо мне! Нелюбо, — отрезал Игнат.
— Что скажет Иван? Ты, товарищ мой, меня знаешь всю жизнь. Всегда отличался прагматичностью. Говори сейчас.
— Старче, — начал невысокого роста мужчина с низким голосом, — я тебя уважаю. Как и каждого в Просветлении. Помню я разное. Давайте, товарищи, обратимся к истории. Декаду назад привели мы Мишку-разбойника. Разбойником-то напомнить, почему прозвали? Он заверял нас, что готов следовать по пути. Готов жить с нами по нашим канонам, помогать, оберегать, а сам что? Хотел сместить Старшего! Покушался на самое дорогое — жизнь! А три года назад? Напомнить вам о Ромке? Тоже всё хорошо начиналось. Приютили, едой делились, выходили. А он обрюхатил Линку — да поминай как звали. Дурак, вместо того чтобы туда, откуда пришёл, пойти, отправился к Москве — да и не стало его, поди. Нас очень мало, товарищи. И мне хочется верить, что братья будут служить Просветлению верой и правдой. Но вы, товарищи, знаете меня. Чуйка у меня работает как часы. Всегда её слушаю. И вам советую. Не имею я ничего лично против вас, ребята, но чуйка мне подсказывает, что пострадаем мы, если вы останетесь. Я говорю: нелюбо.