— Эля, я должен вернуться домой. Моё задание выполнено, я должен уйти. Отчитаться, написать рапорт, приступить к следующему.
— Ты… — руки девушки тряслись, — разрушил мою жизнь!
От безысходности она несколько раз ударила его ладонью в плечо. Выпустив злость, Эля прильнула головой к груди Матвея и тихо расплакалась. В голове оперативника постоянно, в разных тональностях звучали слова: «Какая же я мразь».
— Забери меня, — она подняла голову, её глаза были полны отчаяния. — Забери меня с собой! Ты ворвался в мою жизнь, изменил её навсегда. Не знаю, смогу ли я теперь… без тебя. Когда узнала, что нас с тобой отправят в разные миры, даже думала не соглашаться. Хотела предложить тебе остаться здесь. Пусть не в самом лучшем мире, но вместе. Ведь… я полюбила тебя, Матвей.
— Я… я тоже тебя люблю.
Матвей наклонился к Эле, нежно поцеловал в губы. В этом поцелуе он показал ей, как сильно она стала ему дорога, и девушка почувствовала это. Он отклонился, посмотрел на Элину, изображая некое подобие улыбки.
— Я не могу остаться, милая, — сказал он, — и забрать тебя с собой тоже. Прости меня. Вчера мы знали, что расстаёмся навсегда, и я никогда не забуду эту ночь. Я никогда не забуду тебя, Элечка. И как бы я ни хотел остаться с тобой — не могу. Прости. Мне очень больно от этого. Я здесь, чтобы… попрощаться.
Он наклонился, чтобы поцеловать ещё раз, но Эля отстранилась. Её взгляд стал каменным, в голосе зазвучала ненависть.
— Ты чёртов предатель! Я не желаю тебя знать, Матвей. Но хочу, чтобы ты запомнил меня. Запомнил навсегда. Потому что, когда тебя спросят в старости: «Любил ли тебя кто-нибудь?» — ты сможешь ответить: «Да. И я упустил эту любовь». Пошёл вон отсюда!
— Эля…
— Пошёл вон! — крикнула девушка. — Вон!
Матвей попятился назад. Элина прогоняла его из Просветления. Из своей жизни.
Она смотрела вслед уходящему оперативнику, проклиная его. Ей было важно, чтобы он скрылся из виду. Навсегда.
***
Первое, что увидел Матвей дома, — голубое небо. В Москве заметно похолодало, но солнце всё равно пыталось хоть как-то согреть город. Матвей соскучился по тому, на что раньше даже не обращал толком внимания. Насколько может быть красивым голубое небо с несколькими пушистыми облаками на нём.
Луценко и его людей увезли в сторону Москвы. Им предстоит предстать перед судом, где Матвей и Марченко будут выступать свидетелями обвинения. Но это будет позже, сейчас ему хотелось принять горячий душ и съесть двойной чизбургер.
В здании НИИ на Профсоюзной улице их встретили аплодисментами. Матвея похлопывали по плечу, поздравляли с первым успешным заданием.
Вечером позвонил отец. Он говорил, что очень горд сыном, что Матвей сможет добиться больших успехов в их нелёгком ремесле.
В рапорте Матвей указал всё как было, кроме одной детали. Он не указал, что влюбился в молодую жительницу Просветления, с которой жил чуть больше полугода, делил постель, мечты, надежды. Не указал, как предал её. Не указал, что отчасти считает Луценко правым.
Несколько недель спустя он приехал в кафешку, затерянную во дворе жилого дома на улице Маяковского. Они встретились с Марченко как старые друзья, обсуждали дело, смеялись, а Олег кормил их яичницей и поил нефильтрованным пивом. Егор рассказал, что после возвращения не просыхал три дня, и для него это своеобразный рекорд — обычно после задания он уходит в запой недели на полторы. Матвей — как съездил к отцу, поделился деталями дела, как хотел спросить совета про Элю, но не стал. Не смог.
— Ты всё ещё думаешь о ней? — искренне удивился Марченко.
— Стараюсь не думать, — ответил Матвей, — не всегда получается.
— Как это «не всегда»? У тебя либо получается, либо не получается.
— Значит, не получается. Я предал её, понимаешь?
— Матвей, — Егор выдохнул, — я тебе скажу вот что: не позволяй чувству вины съедать тебя изнутри. Во-первых, оно того не стоит. Ты будешь сжирать себя и в итоге плохо кончишь. Во-вторых, даже если представить, что вы воссоединитесь, с чего ты взял, что она — та самая? Твоё навсегда? Твоё… предназначение, если хочешь.
— Не знаю, — Матвей пожал плечами, — я не говорю, что у нас с ней навсегда. Но я хочу этого. Хочу быть с ней. В тот день, когда мы прощались… я думал остаться. Серьёзно. Подойти к тебе и сказать, что не вернусь. Готов был променять свою жизнь здесь на ту жизнь с ней. Более короткую, но счастливую.
— Ох, приятель, — Егор сделал большой глоток пива, — всё это я проходил. Тебя цепляет девочка где-то, и ты понимаешь, что не хочешь жить без неё и дня. Но потом наступает новый день. Ты хранишь приятные воспоминания. Живёшь дальше. Прошлое должно оставаться в прошлом.
Матвей грустно вздохнул.
— Ты должен ответить себе честно, — продолжил Марченко, — на что ты готов, чтобы быть с ней? Готов ли взять на себя всю ответственность? Многие в разные города ездить не готовы к своим вторым половинкам, а тут — разные объекты. Понимаешь?
— Понимаю. Ты прав. Конечно. Просто…
Марченко отвлёкся на мобильный телефон.
— Меня в штаб вызывают. Видимо, поеду опять в седьмую.
— Мне тоже надо ехать. Кашалотов велел зайти после шести.
— Жизнь продолжается, приятель. Помни об этом. Вопрос всегда один: насколько ты способен договориться со своей совестью? По своему опыту скажу: иногда её нужно посылать куда подальше.
Он похлопал Матвея по плечу, махнул рукой Олегу и вышел из кафе.
По дороге на работу Матвей размышлял о словах Егора. С одной стороны, он, конечно, прав. Какие вообще могут быть отношения у оперативника СКАР и жителя объекта седьмой классификации? Но что-то внутри не давало ему покоя вот уже несколько недель. Он не просто скучал по Элине. В его груди что-то разрывалось, и это было не только чувство вины. Нет. Он хотел снова почувствовать её запах. Взять её за руку. Поцеловать её. Прижать к себе.
Приехав в НИИ, Матвей спустился в подвал, где хранились улики. Старый охранник, по совместительству инвентаризатор, улыбнулся кривыми, пожелтевшими от никотина зубами и спросил, что нужно оперативнику.
— Я хотел бы осмотреть улику по делу № 7.217/01. Я забыл внести в рапорт кое-что.
Охранник, конечно, сразу просёк, что это ложь, но решил подыграть.
— А что нужно? Какая именно улика-то?
— Мобильный телефон одного из подсудимых. Улика № 4.
— Момент, момент, — старик зарылся в журнал с пометками. — Ага! Нашёл. Забирать нельзя. Из пакета лучше тоже не вытаскивай. Третья полка снизу, второй стенд.
— Спасибо! — искренне улыбнулся Матвей.
Он прошёл сквозь бессчётное количество стеллажей ко второму стенду. Там, на третьей полке снизу, в небольшой пластиковой коробке лежал мобильный телефон Артёма. Где сам Артём, Матвей не знал, да его это, по сути, не сильно волновало. А вот в его телефоне должна была сохраниться одна фотография.
Пароль с телефона был снят: видимо, Артём так и не поставил его после разговора со Старшим. Матвей нажал на иконку с изображением цветка с разноцветными лепестками и сразу увидел ту самую фотографию. В тёмной комнате, в своём кресле, замещающем трон, сидел Старший и смотрел в камеру уставшим взглядом. Его глаза были чуть испуганы от увиденной технологии, зрачки расширены, седая борода ровно ложилась на грудь.
Матвей открыл мессенджер и отправил себе фотографию. Благо подключить телефон Артёма к Wi-Fi не составило труда. После он проверил фото на своём телефоне, аккуратно убрал улику в коробку и отправился к Кашалотову.
***
Игорь Сергеевич — человек пунктуальный, потому постучать нужно ровно в 18:00, в противном случае его раскатистый бас разгромил бы Матвея в пух и прах. Кашалотов практически не изменился за полгода. Матвею даже показалось, что он встретил его в той же одежде, что и при выдаче задания.
— Ну, заходи, девочка моя, заходи, — пригласил его Игорь Сергеевич. — Садись.
Он не отрывался от каких-то графиков на жидкокристаллическом мониторе, стол его был завален папками с разными делами и съёмными жёсткими дисками.
— Ну что, — сказал Кашалотов, — поздравляю тебя. Молодец. Оба молодцы. Только не зазнавайся, красотка.
— Не буду, — улыбнулся Матвей. — Спасибо.
Он немного замялся, разволновался, но всё-таки решился:
— Игорь Сергеевич, разрешите вопрос?
— Что такое, рыбинка моя?
— Я понимаю, что это не имеет к вам отношения… Игорь Сергеевич, там, на задании, мы познакомились с разными людьми. Хорошими. Они скромны и живут своей обычной жизнью в мире, где жить им осталось недолго. Когда мы внедрились, я знал, что мы покинем объект. Знал, что оставим их там, так как это не наша задача — улучшать качество их жизни. Но было двадцать три человека, которые поверили в новый мир. И которые готовы были рискнуть и отдать всё, чтобы оказаться здесь. Или в других объектах. А мы ушли.
Кашалотов отвлёкся от монитора и спустил очки на кончик приплюснутого носа.
— Скажите… может быть… мы могли бы как-то им помочь?
— Что ты имеешь в виду? Сюда, что ли, перевезти?
Матвей еле заметно кивнул и виновато уставился в пол.
— Деточка, ты совсем, что ли, охерела? Я тебе что, мать Тереза? Или эмиграционная служба? Ты о чём просишь вообще? Значит так, я этой твоей просьбы не слышал, ты меня понял? И никто не слышал, потому что, если услышат, ты пойдёшь под суд вместе с Луценко. Как соучастник.
— Простите. Простите, — Матвей заметно нервничал. — Я сам не знаю, что на меня нашло. Просто хотел спросить. Просто спросить, и всё. Я встретил девушку…