– Ладно, с этим понятно. Ты к ним подходил?
– Подходил. До меня, правда, уже натоптали немного, но, судя по всему, других следов там не было. Снег, по моим наблюдениям, был не тронут. Полицейские тоже клянутся…
– Что увидел? – Яков осматривать тела не спешил, еще успеется. Выяснял подробности, проводил рекогносцировку: медленно – градус за градусом – осматривал место преступления; если, конечно, поляна в мартовском лесу была именно местом преступления.
– Все молодые, – начал отчитываться адъюнкт. – Возраст, на мой взгляд, от двадцати до двадцати пяти лет, но никак не больше. Впрочем, и не меньше. Все лежат на спине, раскинув руки, словно их отбросило взрывной волной. Видимых повреждений на телах и одежде нет. Нет ран. Нет крови. Одеты странно. Не по-нашему, но и на иностранцев не похожи. Может быть, с маскарада пришли? Но тогда непонятно, почему без пальто и как они смогли пройти, не потревожив наст. Снега уже который день не было… Вот, собственно, и все. Да, вот еще что: у женщин на пальцах кольца недешевые, серьги с камешками в ушах, золотые браслеты… У мужчины – трость с серебряной инкрустацией и набалдашником из слоновой кости, золотой перстень, заколка… Я что хочу сказать: это не ограбление.
«От контузии они погибли, что ли? Но что за взрыв? Где следы? И как, во имя всех святых, они сюда попали? С неба упали разве что… Сброшены с воздушного судна?»
– Ну что ж, – вздохнул Яков, – ты правильно сделал, что меня вызвал. Чувствую, заимели мы с этим делом геморрой. Ну да ладно – что сделано, то сделано! Зато скучно не будет. Как думаешь?
– Думаю, дело непростое, – согласился Суржин, – хотя и непонятно, имело ли здесь место преступление.
– А ты молодец, Иван Игнатьевич! – кивнул Яков. – Правильно мыслишь! Преступление или нет, это мы еще поглядим, но случай, по-любому, нерядовой. Ладно! Ты здесь побудь, а я пойду посмотрю, что там да как. И скажи полицейским, пусть не болтают! Если надо – пугни политическим сыском!
Отдав «ценные указания», Яков пошел смотреть. Начал он с мужчины. Действительно молодой, светловолосый. Шапки нет. Волосы – светло-русые – растрепаны. Черты лица правильные. В левом ухе золотая серьга с крупным красным камнем.
«Красавчик!»
Одет странно. Во-первых, не по сезону. Во-вторых, не по-себерски: слишком ярко, да и стиль одежды вызывает вопросы. И, в-третьих… В-третьих, и в самом деле, мужчина этот словно с бала-маскарада пришел: длиннополый камзол; сорочка с кружевным жабо и манжетами – при ней золотая заколка с камеей из черного оникса и такие же запонки; бриджи и сапоги… Ну черт его знает, что это за стиль. Может быть, вообще фантазия на какую-то высосанную из пальца тему. Но походило все это, насколько Яков помнил уроки истории, скорее на восемнадцатый век, чем на двадцатый. Бутылочного цвета ткань, серебряное шитье…
«Н-да… Красиво жить не запретишь! Надо бы Труту спросить, она в таких вещах разбирается…»
На правой руке у мужчины золотой перстень с черным камнем. Черный алмаз? На левой – золотое кольцо, но, по-видимому, не обручальное. Не тот палец.
И, разумеется, мужчина мертв. Ни крови, ни видимых травм, но тем не менее несомненный труп.
«Чем же тебя, парень, угробили?» – но это был риторический вопрос, поскольку мертвое тело если и ответит, то уж точно не премьер-дознавателю Якову Ильичу Свеву, а кому-то из патологоанатомов Сыскного приказа. Как-то так.
От мужчины – двигаясь по широкой дуге справа налево – Яков перешел к первой из трех женщин. Подошел, посмотрел и даже крякнул мысленно с досады. Удивительная красавица. Вот такое первое впечатление. И при детальном рассмотрении мнение Якова тоже не изменилось – красавица! Но мертвая красавица, вот в чем дело. Якову это не понравилось, он предпочитал любоваться живыми девушками.
«Тэк-с… – присел он рядом с женщиной. – Ткань…»
Вероятно, это был шелк, но не однотонный, а со сложным рисунком. Голубое платье с темно-синим и фиолетовым рисунком, золотое шитье, кружева. Открытый корсаж… Ну очень открытый, если понимать, о чем идет речь.
«Красивая грудь, – мимолетно отметил Яков. – Тонкая талия… Плоский живот».
Он осторожно коснулся платья чуть ниже линии груди и не удивился, обнаружив, что под плотной тканью прощупывается твердый корсет.