Аля
Сегодня четыре дня, как я в лагере, а кажется, что я тут уже недели две. Наш с Нинкой отряд взрослый и очень рослый. Стань я в строй, оказалась бы в самом конце. Девочки у нас очень милые, но они так ругаются, что от половины слов я вздрагиваю, а вторую - не понимаю. Из мальчиков я пока мало кого запомнила: они разбились на группки и целый день где-то бродят. Встречаемся с ними только в столовой, где, пересчитав, облегчённо вздыхаем. Но самое ужасное, что ни я, ни Нинка совсем не знаем, о чём с ними говорить и как развлекать. Я была уверена, что на отряде кроме меня будет ещё и вожатый. А здесь на пятнадцать отрядов их аж два и один подменный.
мальчик из моих, которого я разглядела, такой, что лучше б мне его совсем не видеть. Стриженый, здоровый, как бык: Шварценеггер, да и только. Не знаем, чего от такого и ждать, хоть бы не покалечил никого. А строит из себя примерного: дежурит лучше всех, не грубит, не ругается и даже не курит. Хорошо хоть таких не много. С остальными всё ясно - никто нас не слушается, ни один при подъёме подниматься и не думает, ни одна в одиннадцать укладываться не собирается. Бардак, тьфу, уже набралась от них, беспорядок полный. Укладываемся с помощью начальника лагеря, а поднимать три физрука приходят.
Никак не можем с Нинкой выспаться, просыпаем планёрку. А как не проспишь, если до часу, а то и до двух караулить надо. Только в первую ночь и поспали, так они всё, что возможно, перемазали пастой. И друг друга, и бельё, и двери, ну и, конечно, нас с Нинкой. Поэтому спим по очереди и то в полглаза.
Отряду всё время недодают фрукты - не могут же наши лишнее брать - у всех и глаза такие честные, и возмущаются так яростно. Сегодня, в который уже раз, пытались с Нинкой пересчитать бананы, но нас оттёрли от миски. А когда допустили, там уже было пусто, и троим не хватило.
У нас в комнате - загадка природы - лягушки водятся. Сегодня поймала и отнесла на болото девять штук. Нинка их страшно боится и вторую ночь спит на шкафу.
Мамочки, домой-то как хочется!
После отбоя писала список своих с указанием места работы родителей: у многих в графе «отец» пропуск.
Они ничего не хотят: ни игр, ни викторин, ни костров. Только у двоих видела в руках книжки. Купаться и то ходит меньше половины. Сегодня трое заявляют: мы не хотим. Те самые трое, которых вчера, в дождь, физрук вытащил из воды и приволок к начальнику - еле-еле упросила не выгонять. А сегодня, в жару - не хотят.…Об уборке территории и дежурстве и говорить нечего. Показала им, что убрать вокруг корпуса можно и одной за пять минут. Они стояли и смотрели, а потом сказали: раз ты такая способная по этой части, сама и убирай. Я и убираю - и территорию, и в столовой. Не такое уж это и сильное средство – личный пример: двое-трое кое-как откликаются, а остальным хоть кол на голове теши.
Основное вечернее развлечение наших деток: карты. Чтобы хоть как-то общаться иногда играю с ними. Наигравшись, они гасают по коридору. При этом страшно орут и ничего вокруг не видят: уже дважды роняли меня на пол. Очки пока, слава богу, целы.
Ночью проснулась от душераздирающего крика: к Нинке на шкаф заполз уж. Интересно, как. Ужа отнесла на болото, а Нинку отвела в изолятор. До конца смены восемнадцать дней. Нинка сказала, что не доживёт.
Не выдержав зрелища битвы за полдник, нарисовала толпящихся у корыта свиней с физиономиями кое-кого из наших и повесила в холле.
Они очень удивляются, что я знаю их всех по именам - это им приятно. И не знают, что почти все имеют у меня и прозвища. Шоколадка - смуглая девочка, Глазик - из-за большущего синяка. Есть ещё Чумазый. У него такой цвет лица: я сначала думала, что он не умывается. К тому же всё время в одном и том же свитере: и в жару, и под дождём, и на футбольном поле. Как-то даже собрался улечься в нём спать, ну тут уж я настояла, чтобы снял. Моим прозвищам далеко до их. Чего стоит Маруся. Это застенчивый и весёлый мальчишка с румянцем во всю щёку. На прозвище, кстати, не обижается. Калинину называют Тверской. Якутя (раскосые глаза), Рекс, Птица (непонятно почему, но подходит). Узнала сегодня и своё прозвище - написали краской на двери нашей комнаты. Обидно до слёз: «Очки-дурачки». Остаётся только надеяться, что это из-за карт, ведь почти всегда остаюсь в дурах.
Моё сатирическое произведение имело успех: толкались у него не меньше, чем у миски. Позже видела, как Стриженый не давал его сорвать: задело-таки. А он, кстати, хороший парень, зря Нинка так его боится и иначе как уголовником не называет.
Сегодня разошлась после отбоя самая спокойная палата с Глазиком, Марусей и братьями Лопухами. Три раза заходила и всё без толку: пять минут тишина, а потом опять сумасшедшее ржание. Не выдержала и накричала на них. А Глазик мне говорит: «Аля, не ругайся». «А что же мне делать?» - спрашиваю. «Не знаю, - отвечает, - только ты добрая и сердиться не умеешь. Смешно выходит».