Выбрать главу

…Так заключенная 23 августа 1939 г. германо-советская «дружба» завершилась трагическим концом[18]

Примечания

1

Примечание нем. издателя Аннелиз фон Риббентроп.

В качестве добавления к этому весьма лаконичному изложению моим мужем предыстории германо-русского пакта приведу здесь некоторые выдержки из служебных документов министерства иностранных дел. (Цит. по: Die Beziehungen zwischen Deutschland und Sowjetunion 1939 bis 1941. Aus den Archiven des Auswartigen Amts und der deutschen Botschaft in Moskau. Herausgegeben von Dr. Alfred Seidl. Tubingen, 1949). Из них видно, насколько велики были те трудности, которые пришлось преодолевать моему нужу. Так. еше 20 июня 1939 г. Гитлер заявлял, что «в возобновлении политических переговоров с Россией Германия в настоящее время не заинтересована». Важным пунктом переговоров (о пакте] явилась беседа, которую мой муж 2 августа 1939 г. имел с советником советского посольства Астаховым и содержание которой он по телеграфу подробно сообщил германскому послу в Москве:

«Вчера вечером я принял русского поверенного в делах. Моей целью было продолжить с ним известные беседы, которые еще раньше велись с Астаховым сотрудниками министерства иностранных дел. Я начал с разговора о переговорах насчет заключения торгового договора, которые в настоящий момент, к нашей радости, успешно развиваются, и охарактеризовал такое торговое соглашение как хороший этап на пути к нормализации германо-русских отношений, если она является желательной. Как известно, тон нашей прессы по отношению к России за последние полгода стал существенно иным. Я считаю, что, если у русской стороны тоже наличествует такое же желание, новое урегулирование наших отношений является возможным при соблюдении двух предпосылок:

а) невмешательство во внутренние дела другого государства (г-н Астахов считает это вполне возможным);

б) отказ от политики, направленной против наших жизненных интересов. На это Астахов окончательного ответа дать не смог, но высказался в том смысле, что его правительство имеет желание вести с Германией политику взаимопонимания.

(обратно)

2

Стремясь и в дальнейшем не допустить огласки, Сталин в 1945 f. через Вышинского дал представителям советского обвинения на Нюрнбергском процессе категорическое указание ни в коем случае не допускать и незамедлительно пресекать любую попытку обвиняемых говорить о секретном дополнительном протоколе к советско-германскому пакту о ненападении от 23 августа 1939 г. Поэтому, когда Риббентроп на допросе 1 апреля 1946 г. упомянул о нем в связи с Польшей, главный обвинитель от СССР генерал Руденко сразу оборвал его. Риббентроп сказал: «Нет сомнения, что Сталин никак не может обвинить Германию в агрессии или захватнической войне против Польши. Если рассматривать это как агрессию, то в ней повинны обе стороны».

(обратно)

3

Уже 18 декабря 1940 г. Гитлер дал директиву N 21 о немедленной подготовке нападения на СССР, имевшую кодовое наименование «Операция Барбаросса». Разумеется, Риббентроп не мог не знать о ней. — Примеч. сост.

(обратно)

4

Речь идет об учиненной Гитлером и вошедшей в историю под названием «Ночь длинных ножей» кровавой расправе (руками СС и гестапо под главенством Гиммлера и Геринга) со своими сообщниками по партии и соперниками в борьбе за абсолютную власть во главе с начальником штаба СА (штурмовых отрядов) Эрнстом Ромом. Они отражали настроения мелкобуржуазной массы нацистского движения, требовавшей осуществления демагогических псевдосоциалистических обещаний фюрера («второй революции»), а потому представляли определенную опасность для монополистического капитала и военщины. Одновременно были убиты опасный личный конкурент Гитлера, лидер оппозиционного крыла нацистской партии Грегор Штрассер и бывший рейхсканцлер Германии генерал Курт фон Шлейхер, располагавший секретным досье времен Первой мировой войны о психическом расстройстве фюрера на почве венерической болезни.

Эта кровавая акция Гитлера против своих личных соперников и оппозиционных элементов в фашистской партии, совершенная менее чем за полгода до убийства 1 декабря 1934 г. Кирова и начала массовых репрессий в СССР, получила одобрительную оценку Сталина. — Примеч. сост.

(обратно)

5

По свидетельству генерал-лейтенанта бывшего КГБ СССР С. Кондрашева, из агентурных материалов архива ОГПУ — НКВД довоенного периода «следует, что нацистское руководство было недовольно деятельностью Шуленбурга и рассматривало возможность акции против него со стороны гестапо» и, более того, замышляло против него террористический акт, предотвращенный советской контрразведкой. «Шуленбург, — говорится далее, — считал себя другом тогдашнего Советского Союза», он «увидел угрозу нацизма и в течение последующей жизни был его убежденным противником», а также «глубоко переживал крушение своих надежд на улучшение отношений Германии с Советским Союзом». Он считал, что советско-германский пакт 1939 г. — «это временная мера, она дает лишь передышку». Он осуждал Риббентропа и его руководство внешней политикой Германии». — Известия. 1992. 4 февр. — Примеч. сост.

(обратно)

6

Речь идет о сорвавшемся заговоре 20 июля 1944 г. (бывший обер бургомистр Лейпцига Гёрделер, фельдмаршал Вицлебен, генерал-полковник Бек, полковник фон Штауффенберг и др.) против Гитлера. — Примеч. сост.

(обратно)

7

Крестинский Николай Николаевич (1883–1938) — советский дипломат, в 1921–1930 гг. — полпред в Германии, в 1930–1934 гг. — заместитель, а в 1934–1937 гг. — первый заместитель наркома иностранных дел СССР. — Примеч. сост.

(обратно)

8

Судя по сообщениям советских газет, М. М. Литвинова не было на трибуне Мавзолея. См.: Правда. 1939. 3 мая; Известия. 1939. 4 мая. — Примеч. сост.

(обратно)

9

Необходимое условие (лат.).

(обратно)

10

Текст письма Гитлера Сталину от 20 августа 1939 г. см.: Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. 2 июня — 4 сентября 1939 г. Документы и материалы, М., 1990. С. 302.

(обратно)

11

Письменное заявление заместителя статс-секретаря министерства иностранных дел Германии посла Фридриха Гауса от 15 марта 1946 г., сделанное для Международного военного трибунала в Нюрнберге, гласило:

«23 августа около полудня самолет имперского министра иностранных дел, которого я сопровождал в качестве советника по международно-правовым вопросам на запланированные переговоры, прибыл в Москву. Во второй половине того же дня состоялась первая беседа господина фон Риббентропа с господином Сталиным, на которой с немецкой стороны, кроме имперского министра иностранных дел, присутствовали только советник посольства Хильгер в качестве переводчика и, возможно, также посол граф Шуленбург; сам я в ней участия не принимал. С этой долго продолжавшейся беседы имперский министр иностранных дел вернулся весьма удовлетворенным и высказался в том смысле, что все это, можно не сомневаться, приведет к заключению тех соглашений, к которым стремится германская сторона. Продолжение переговоров, при котором должны были быть обсуждены и изготовлены подлежащие подписанию документы, намечено на поздний вечер. В этой второй беседе участвовал лично я, а также посол граф Шуленбург и советник посольства Хильгер. С русской стороны переговоры велись господами Сталиным и Молотовым, переводчиком которых являлся господин Павлов. Быстро и без всяких трудностей было достигнуто согласие относительно текста германо-советского пакта о ненападении.

По сравнению с пактом о ненападении гораздо дольше велись переговоры об особом секретном документе, который, как мне помнится, получил наименование «секретный протокол», или «секретный дополнительный протокол», и содержание которого сводилось к разграничению сфер интересов обеих сторон на европейских территориях, лежащих между обоими государствами. Употребляли ли при этом выражение «сфера интересов» или же какие-либо иные выражения, я уже не помню. В этом документе Германия заявляла о своей незаинтересованности в Латвии, Эстонии и Финляндии, но зато причисляла к сфере своих интересов Литву. Что касается политической незаинтересованности Германии в отношении обоих вышеназванных Прибалтийских государств, по началу возник спор, поскольку имперский министр иностранных дел заявил о необходимости телефонного разговора с Гитлером, который состоялся лишь вовремя второй беседы: в этом разговоре по прямому проводу он получил от Гитлера полномочия согласиться с советской точкой зрения. Что касается польской территории, то была установлена демаркационная линия. Была ли она точно начерчена на приложенной к документу карте или же описана в этом документе словесно, в памяти моей не сохранилось. В остальном же в отношении Польши было достигнуто соглашение примерно того содержания, что обе державы рассматривают окончательное урегулирование относящихся к этой стране вопросов во взаимном согласии. Насчет Балканских стран констатировалось, что Германия имеет там только экономические интересы. Пакт о ненападении и секретный документ были подписаны в ту же ночь почти на рассвете.