Легионер попытался что-то ответить, но тут Алый Король уронил его в кровавую грязь и, отвернувшись, схватился за голову.
— Нет! — крикнул примарх, пока советник в заляпанном доспехе поднимался на ноги. — Я не верю тебе. Не могу поверить! Признать, что ты прав, значит принять неприемлемое.
— Вы должны очнуться, мой господин.
Советник рискнул коснуться ладонью отцовского плеча. Имматериальная плоть оказалась горячей, словно Магнус так напряженно старался вспомнить истинное положение дел в Галактике, что выжигал себя изнутри.
— Я чувствую их боль, — произнес Циклоп, опускаясь на колени.
— Чью боль, господин?
— Каждого из них. Моих братьев, моего отца… Но уже слишком поздно, так? А мы ведь почти добились успеха. Хватило бы еще одного шага, и мы могли сделать его все вместе…
— Пожалуйста, отец, придите в себя, — попросил Амон. — Вы — Магнус Красный. Вы слишком могучи, чтобы вот так угаснуть. Да, истина причиняет боль, у нее зазубренные края и острые шипы, но она неподдельна.
— Мне уже не удается отличить подделку от реальности, — признал Алый Король, исполинское тело которого утратило царственное великолепие. — Все словно бы удаляется от меня. Когда я тянусь к тому, что вроде бы знаю, оно отступает во мглу. Я забываю все подряд, Амон. Почему я не могу ничего вспомнить?
— Потому что вы — лишь часть самого себя. И кабал воинов под началом Аримана сейчас ищет другие осколки вашей души.
При упоминании главного библиария легиона Магнус широко распахнул глаз и яростно замотал головой.
— Нет! — закричал примарх, вскочив на ноги. — Нет, Трон, нет!
— Но вы должны снова стать цельным! Прошу вас!
Циклоп отвернулся и, пошатываясь, зашагал прочь. Он что-то произнес, но оглушительный раскат грома заглушил его слова. Алый Король гневно вскинул руки, словно бросая вызов буре.
Небо зигзагом рассекла молния.
Ринувшись к земле, она поразила птицеподобного идола. Взорванная изнутри статуя рассыпалась грудой оплавленных обломков, из ее сердцевины вывалился кусок фульгурита, похожий на раздвоенный кинжал. Новый удар грома сотряс измученное небо.
Спотыкаясь в грязи, Амон двинулся сквозь ливень за страдающим отцом. Адепта по-прежнему сопровождала пара сервиторов, тянувшая за собой летающий трон.
Магнус снова обнажил хопеш и воздел оружие над головой.
— Ну же! Давай! Убей меня!
— Нет! — закричал советник, увидев, как вторая разветвленная молния копьем несется с вышины.
Поток энергии, сойдя в золотистый клинок, с ослепительной вспышкой пронзил тело примарха и ушел в землю. Латы Циклопа почернели и сплавились вместе, невещественная плоть обгорела и задымилась. Он начал падать ничком.
Амон, бросившийся к генетическому прародителю, успел подхватить его, и они вместе повалились в грязь. Капли дождя на щеках легионера смешались со слезами.
Алый Король шевелил опаленными губами, вокруг которых плоть шла волдырями, но советник не разбирал его слов. Магнус ослеп — побелевший от жара, наполовину вытекший глаз выглядел неописуемо жутко.
— Сюда, быстро! — рявкнул Амон киборгам.
Поднимая отца с земли, воин с горечью осознал, насколько хрупким и невесомым стал примарх.
— Ты выживешь, — пообещал легионер, поместив высохшее, изъязвленное тело Циклопа в золотой саркофаг.
По команде хозяина Сервиторы активировали системы жизнеобеспечения трона.
Осколок души Магнуса, обитавший в хеке Аримана, определял курс их судна, но ничего не сообщал о конечной цели полета. Тем не менее Азек подозревал, куда направляется Черный корабль, и полностью уверился в своих догадках, как только «Озирис-Пантея» покинула эмпиреи. Все его существо наполняли тяжелые предчувствия, связанные с предстоящим возвращением на Никею.
Бортовые хорологи расходились в показаниях: одни утверждали, что космолет провел в Великом Океане несколько месяцев, другие — что прошли годы. Незнакомые светила в данном регионе Галактики складывались в искаженные созвездия. Ни на одной пустотной карте из базы данных Черного корабля не нашлось похожих солнц.
По сути, «Озирис-Пантея» находилась в неисследованной области пространства.
И все же воины Тысячи Сынов отлично знали возникшую перед ними планету.
Переход к Никее из точки Мандевиля отнял еще много недель, и эти дни тянулись бесконечно, как жизнь, из-за той смеси лихорадочного нетерпения и благоговейного страха, что поневоле испытывал каждый легионер.
Мысль о повторном посещении места, где их осудили в прошлом, вызывала у адептов только неприязнь. Именно здесь сборище трусливых братьев Алого Короля заставило примарха подчиниться воле большинства и прилюдно унизило его легион.