- ...Hörst du nicht die Glocken?
Ding-dang-dong, ding-dang-dong...
В какой-то момент Габриель перестала чувствовать, что все еще произносит какие-то слова. Ее голос теперь жил своей собственной жизнью, он был сам по себе, а сознание Габриель будто бы перенеслось в другое место и другое время. Перед ее мысленным взором поплыли знакомые картины: залы и комнаты дворца, клумбы и лужайки под окнами, большие качели на старом раскидистом дереве около пруда... Она видела себя и Кетрин, а еще своих братьев детьми - они играли в пятнашки в королевском парке, на большой солнечной поляне. Такое яркое солнце Габриель теперь видела только в воспоминаниях, но и там его свет слепил ее, застилая знакомые и любимые лица. Габриель была тогда счастлива и не понимала этого, а Кетрин... Кетрин!
- Братец Якоб, Братец Якоб...
Кетрин, где же ты сейчас? О чем ты думаешь, что ты чувствуешь? Можешь ли ты все еще о чем-то думать и что-то чувствовать? Помнишь ли ты хоть что-нибудь?
- ...Ты все еще спишь?..
Если так, то ты, наверное, очень страдаешь из-за того, что тебе пришлось сделать. Видишь, все сложилось не так, как мы мечтали. Но мы же ничего не сделали для того, чтобы исполнить свои мечты. Мы думали, все случится само собой. Но ничего не дается даром, Кетрин. За все нужно платить.
- ...Ты все еще спишь?..
Ты ни в чем не виновата, Кетрин. Ты с самого рождения была в центре внимания, но у тебя не было чего-то очень важного. Ни у кого из нас этого не было. Мы жили, поглощенные собой. Мы застилали от себя наш собственный мир. Мы наслаждались собой и думали, что так будет всегда. Но однажды все изменилось.
- ...Неужели ты не слышишь, как звонит колокол?..
Однажды мы поняли, что не владеем собственной жизнью. Мы никогда ей не владели, но не замечали этого, потому что нам казалось, что мы обязательно будем счастливы. А теперь, когда от наших жизней не осталось даже осколков, что нам делать?
- ...Неужели ты не слышишь, как звонит колокол?..
Мы расплакались бы, но слезы ничего не изменят. Они даже не принесут облегчения, хотя мы будем плакать искренне, не так, как раньше. Мы обратимся в прах, Кетрин, когда-нибудь мы все обратимся в прах. Но даже тогда мы не сумеем исчезнуть. Мы будем вечно чувствовать боль, от которой нет лекарства. И тогда уже не будет иметь значения, кто в чем виноват и кто за что расплачивается. Мы можем никогда не попасть в ад, но нам и не нужен никакой ад... кроме того, в котором мы уже живем.
- ..Ding-dang-dong, ding-dang-dong...
Габриель замолчала. Эхо ее голоса смолкло, но ее голос продолжал звучать в ее голове, наполняя ее призраками слов, и Габриель подумала, что тишина - это ад, в который звуки попадают после смерти... А потом где-то под окнами храма послышался шорох.
5. Мертвое против мертвого
Габриель насторожилась. Шорох повторился. Настойчивый, хотя и осторожный, он стал двигаться вдоль стены, пока не добрался до оконного проема, увеличенного широкой трещиной снизу. В этой трещине что-то мелькнуло - словно темнота плеснулась за стеной храма. А потом показалась Кетрин.
Она вползла боком, словно ящерица, а потом притаилась около стены. Ее лица почти не было видно из-за копны сбитых, свалявшихся и слипшихся волос, синюшную кожу на груди и руках покрывали длинные незажившие царапины и темные гнилостные пятна. На Кетрин было разодранное в лохмотья платье. Некогда белое, теперь совершенно грязное, оно еще хранило следы былого великолепия: обрывки тончайшей тафты, куски шелковых лент и жемчужные бусины свидетельствовали о том, что похороны Младшей принцессы обошлись Ольдкейму недешево. На запястье у Кетрин сохранился даже букет цветов, сделанных из ткани и лент, - такие обычно носят невесты.
- Здравствуй, Кетрин, - прошептала Габриель и крепко сжала рукоять серпа. Нужно было прихватить что-нибудь еще помимо того, что первым попалось под руку, - подумала она. Но, с другой стороны, пользоваться каким бы то ни было оружием Габриель толком все равно не умела. Обнадеживало лишь то, что, превратившись в носферату, она сама стала себе оружием.
- Здравствуй, сестренка... Иди сюда.
Кетрин медленно поползла вдоль стены. Потом рывком приблизилась и притаилась за камнями. Она не дышала, но двигалась плавно, как животное. Габриель она не понимала и не воспринимала ее как разумное существо. Сейчас перед ней была только добыча, неподвижный кусок плоти, вкусно, ням-ням... Подкрасться. Напасть. Схватить. Разодрать и сожрать. В себя - эту плоть, эту кровь, туда, внутрь, глубже, до конца. А потом...