Кетти, Габриель невкусная. У нее холодная кровь, да и той почти нет.
- Иди сюда, Кетти...
Кетрин не двигалась. Ощущала ли она опасность, исходящую от Габриель? Ощущала ли она вообще хоть что-нибудь? Вероятно, да... Ведь что-то же руководило ее действиями... Габриель же просто хотелось, чтобы все как можно скорее было кончено.
- Ну же... Иди...
Кетрин сдвинулась с места - не потому, что она послушалась Габриель. Просто она наконец придумала, как напасть.
Юркнув к ближайшей колонне, она принялась карабкаться по ней. Она поднималась вверх быстро, как ящерица, которая вползает на ствол дерева без особых усилий. Так и Кетрин: что-то будто бы скрепляло ее ладони и ступни с колонной ровно настолько, чтобы она могла подняться по ней. Достигнув верха, она точно так же, без усилий, перебралась на потолок. Через пару мгновений она нависла над Габриель. Запрокинув голову, та долю секунды видела запавшие, почерневшие, обкиданные гнилостной сыпью глаза сестры. А потом Кетрин рухнула вниз.
...Интересно, а на отца она напала так же?..
Габриель отскочила в сторону, но даже ее реакции было недостаточно: серп, нацеленный в горло, едва царапнул плечо. Габриель вскочила на ноги, а Кетрин уже ринулась на нее.
...А на братьев она так же кидалась?..
Уворачиваясь, Габриель сумела всадить острие серпа в грудную клетку Кетрин. Тот вошел легко, и дело было не только в том, что Габриель попала между ребер. Плоть у Кетрин стала мягкая, зыбкая, прорвать ее почти ничего не стоило. Когда Габриель отбежала в сторону, примериваясь, как нанести следующий удар, она заметила, что в боку Кетрин осталась длинная глубокая рана... которая ее совершенно не беспокоила. При движении плоть сходилась и расходилась, но из раны ничего не вытекало.
...В замке ее видели такой?..
Какое-то время они кружили по церкви. Кетрин не намеревалась отказываться от добычи: похоже, то, что Габриель сама была выходцем с того света, для ее не имело значения. Дважды она зацепила Габриель зубами - в первый раз та замешкалась, случайно заметив, что рот Кетрин страшно растянулся и обвис, обнажив нижние зубы и челюсть. Во второй раз Кетрин, извернувшись, вцепилась Габриель в запястье той руки, в которой она держала серп, и Габриель с ужасом поняла, что не может дотронуться до сестры - ее охватывали ужас и отвращение. Они упали и покатились по полу, и, пока Кетрин рвала жилы и вены на руке Габриель, та нащупала камень - и ударила им сестру по голове. Кетрин выпустила добычу, но сознание от удара не потеряла. То ли сил в удар было вложено мало, то ли ее вообще невозможно было оглушить.
...Те, кого она убила, и те, кому чудом удалось избежать смерти, - все они испытали невероятный ужас, так ведь?...
Габриель переложила серп в другую руку, и они снова закружили по церкви. Ни сила, ни скорость, ни сноровка носферату не помогала. Кетрин не уступала Габриель. Они то сцеплялись, то разбегались, то сцеплялись вновь. Борьба шла с переменным успехом... Пока Габриель наконец не поняла, что надеяться не на что - Кетрин ее не узнает, она ничего не понимает, не услышит, если с ней заговорить... Больше никогда не услышит.
Она не боролась за свою жизнь. Она не стремилась спасти людей от чудовища, в появлении которого сама была виновата, или избавить от ненависти и ужаса сестру. Она не хотела отомстить. Она не желала победы даже для того, чтобы почувствовать свое превосходство. Она никому ничего не была должна, она никому ничего не доказывала, ни перед кем не выслуживалась, не производила ни на кого впечатления и ни о ком не думала. У того, что она делала, не было никаких мотивов. Сознание стало ясным, как струи горного ручья в солнечный день. Сила, удивительная тонкая и несокрушимая сила заискрилась где-то внутри, но будто бы не в теле, а где-то еще, в каком-то ином измерении, существовавшем там. И когда все возможные причины и поводы этой схватки освободили Габриель, она наконец-то смогла сделать то, ради чего пришла в это место.
Она нанесла Кетрин несколько решительных сокрушительных ударов, располосовала ее грудную клетку и живот, сумела рассечь связки на ногах, и, когда Кетрин, сипя и извиваясь, упала, Габриель связала ее. Потом она отложила серп и встала на колени рядом с сестрой. Откинув волосы с ее лица, Габриель в который раз убедилась в том, что это не живое существо, а мертвец, исторгнутый могилой, в глазах которого нет ни проблеска разума, только голод и муки голода.
- Прости, Кетти, - прошептала Габриель, гладя сестру по слипшимся от крови и грязи волосам. - Но я должна забрать то, что дала тебе.
Преодолевая отвращение, она склонилась над ней, приблизилась к ее шее. Приходилось наваливаться на грудь и одной рукой прижимать к полу голову Кетрин - она пыталась вырваться и даже связанная доставляла немало хлопот. Наконец Габриель вцепилась зубами в ее шею. Словно гнилая ветошь оказалась во рту. Крови не было... и не могло быть. То есть, сама она бы ни за что не потекла - ее нужно было вытянуть... И Габриель потянула.