«Наверняка у него есть пару козырей в рукаве».
Наёмники — не рыцари чести в золотых доспехах. От них можно ожидать чего угодно.
«Или же я просто накручиваю себя», — мысленно вздохнула волшебница.
Воспоминания первой встречи с Мерсером больше не ранили её — они остались в прошлом, взращивая в сердце Гермионы ярость и гнев. Она знала, что если что-то пойдёт не так, сама покончит с Мерсером. Он не будет марать её имя, не будет причинять ей боль и бросать вызов лихолесскому принцу. Это только между ними. В глубине души Грейнджер знала, что не способна на убийство. Даже такого подонка как Мерсер, загубившего ни одну невинную жизнь, но она знает такие заклинания, что смерть покажется ему избавлением. Сектумсемпра… Круциатус... Отличный набор. А лучше пусть им займутся не знающие жалости урук-хаи.
Крепкая рука ложится на плечо волшебницы. Грейнджер оборачивается, чтобы взглянуть на того, кто прервал её мысли. Арагорн. Дунаданец стоял позади неё и, удостоившись взгляда, ободряюще улыбнулся. В этот час они не одни.
— Ох уж эти эльфы… — нарушил тишину голос Гимли. — Спозаранку встать… Всё на сонную голову проблемы решать, — бурчал потомок Дурина. У него ещё после вчерашнего бурного празднования победы голова гудела так, словно на неё надели чугунный котелок и безустали били по нему молотом как по наковальне. — Вы мне хоть покажите этого… Бессмертного, — хмыкнул гном, намекая на Мерсера, стоило ему поравняться с Гермионой и Элессаром. За вчерашним весельем Гимли пропустил большую часть событий, а наверстать толком не дали. Он до сих пор считал, что лучшая расправа для негодяя — купание в навозе, но эльфийскому принцу взбрело в голову сделать всё по правилам.
Сейчас отнюдь не до веселья.
Гермиона посмотрела на Леголаса и вновь вздохнула. Сердце заныло от приятной истомы. Эльф, подобно лучу солнца, вызывал в ней тепло и радость. Никто и никогда этого не делал. Словно её Патронус бегает вокруг и греет и спасает от всего зла, что есть вокруг. Это была особая магия.
— Иди к нему.
Не нужно уточнений — Гермиона понимает, о ком идёт речь. Элессар указывает направление и ступает вместе с ней. Мрачные события ознаменовали новое утро, но попранная честь — не могильная плита — не раздавит, не погребёт. Они сильнее этого.
Леголас не спал этой ночью. Ещё засветло он вышел на улицу Рохана, вдыхая прохладный воздух уходящей ночи. Их общая победа обернулась ещё одним испытанием. Сражение — ничто в сравнении с тем, что приходилось пережить Гермионе. Этот вечер должен был закончиться иначе, а он — завершить всё ещё в прошлом, когда у него была такая возможность.
Это не первый бой лихолесского принца, но в этот раз он будет сражаться за неё. У них нет иного выхода — только смыть кровью оскорбление. Всё сказанное — ложь, но в глазах люда — не бывает дыма без огня. Правда слишком горькая, чтобы заставлять волшебницу переживать это снова. Своё решение Леголас считал единственно верным.
Он крепко сжал в ладонях рукояти клинков; в душе эльфа нет места страху. Этот человек, Мерсер, позволил себе вылить грязь на волшебницу, коснуться её руками и оставить свой след на израненной душе. Ему нет прощения; он должен заплатить за то, что сделал.
Внутри лихолесца закипают злость и ненависть; каждое слово человека, всплывающее в омуте памяти, — ложь, клевета. Речи, недостойные волшебницы, а ведь именно ей женщины и дети Рохана обязаны жизнью. Вина Мерсера в том, что воспоминания тянутся за волшебницей неподъёмным грузом, что душа её была сломлена. Леголас винил себя. Он не успел.