— Так что ты хотел рассказать? — Гермиона начала издалека, пытаясь сохранить внешнее спокойствие, но как бы ни пыталась улыбнуться легко и беззаботно, волнение и тревога никуда не исчезли.
— Гермиона… он… ну… — замялся Гимли, не зная, откуда и как начать. — Ты, наверное, знаешь, что эльфы… А, волколаки его дери, не знаю я, как про такие вещи рассказывать… Как ты исчезла — всё у него наперекосяк, не жизнь, а болото какое-то, и тонет он в нём, выплыть не может… да уже и не пытается, — Гимли с неохотой вспомнил, как сильно изменился его друг — не было больше жизни в глазах. Так, существование. — Повздорили они с Трандуилом, разругались насмерть. Предал его отец, выбросил из дома, как щенка нашкодившего. Отрёкся, дескать, нет у меня сына, и сказал убираться за границы королевства. Тот и ушёл, в чём был. С колчаном на спине и в плаще Лориэнском… Пришёл, попросился к Арагорну в гвардию, земли от орков расчищать, тот чуть не рухнул там, где стоял. Там принца нашего и догнали сородичи-эльфы, решившие, что нет им места под властью деспота-папаши, и пошли за Леголасом. Выделил Арагорн им земли приграничные с Мордором, тварями погаными заселённые, зовутся Итилиэн… да только у всех вокруг радость, победа, мир, а у него — тоска беспросветная… тьфу. Хотел я его секирой пару раз стукнуть, рожа невыносимая, хоть вешайся, но… ведь он только этого и ждёт. Не жизнь он в лесах итилиэнских искал… за смертью гонялся.
Единственная отрада у него настала, когда Эльдарион постарше стал — эльф наш ему и дядькой, и нянькой, и старшим братом-товарищем стал, да и кому Арагорн сына доверит, как не другу-побратиму ближайшему? Да и слух между нашими прошёл, что тёмные силы в отместку королю Гондора хотят мальчишку утащить да изуродовать, вот и берегли его, как зеницу ока. Стал Леголас личным хранителем королевского сына, другом и наставником… и мир наступил, да только был недолог, — Гимли тяжело вздохнул, потемнел и нахмурился, словно не хотелось ему расставаться со светлым временем сытости, спокойствия и добра. — Как я позже узнал, гостили в Гондоре старшие сыновья Элронда, и Арвен с сыном и братьями старшими решила посетить Ривенделл, на родные места посмотреть, и Леголас отправился сопровождать их. На подходе к королевству эльфов на них напали неизвестные наёмники… Чёрные, как ночь, непонятные, прежде невиданные. В неравном бою у них не было шансов выстоять.
Гимли поднял на Гермиону печальные глаза.
— Элладан и Элрохир остались защищать Арвен, а Леголас с ребёнком погнал коня под защиту Ривенделла. Нападавшие, как только увидели, бросили королевский экипаж и ринулись в погоню. Как оказалось, не жена Арагорна им нужна была…
Было видно, как сложно гному сказать Гермионе о том, что происходило дальше.
— Подстрелили они его, без промаха тремя стрелами… схватили Эльдариона и тут же исчезли, словно испарились в воздухе чёрным дымом.
Гимли скорбно помолчал и добавил:
— Мальчика до сих пор не нашли. С тех пор горе у нас. Арагорн всех созвал, просил сына найти, хоть из-под земли достать, помощи просил… Арвен как не живая, помертвела вся, не говорит — плачет. А Леголас… нашли его в поле, достали стрелы, а те отравлены, заразили кровь. Перетащили бедолагу в Гондор, под тень деревьев, его же руками саженых, лекари говорят — если с ядом не справится, руку оттяпают, хорош будет лучник без руки… а зараза ползла по телу и ползла, спохватились, когда до сердца достала. Лекари только руками развели — эльф сам должен заразу изгнать! А Леголас только глаза прикрыл, мол, всё равно. Пытался я его вразумить, чтобы он поборолся за жизнь, а он говорит — незачем мне больше, Гимли. Любимую потерял, отца опозорил, друга подвёл… Говорил, что ещё после разлуки с тобой и ссоры с отцом хотел в Чертоги свои эльфийские отправиться, но, как ни звал смерть, не пришла за ним — не приняла Чёрная твердыня, — гном демонстративно развёл руками, мол, что с него взять. Всё, что смог — сделал.
— Вот и нашептали мне тебя к нему привести. А то яд в крови сожрёт до конца, и наступит конец, за которым он столько лет бегает. Смертный он теперь… умирать должен не как эльф, а как человек.
Как стояла Гермиона, так и села, да хорошо, что не на пол, а на ручку кресла. Не зря сердце тревожно билось, не находя себе места. И сны последние, что снились, холодные, тёмные, мрачные, будто из тихого места, созданного для них, выкачивали вместе с радостью жизнь, как настырные пауки иссушали всё, словно муху, застрявшую в паутине. Сколько времени с тех прошло, как дерево из снов начало опадать и в её мир, где всегда царила тёплая весна, пришла смертоносная осень?