Волшебница вспоминала, как корила себя за проявленное гостеприимство и необходимость принести друзьям по чашке успокаивающего чая, когда должна была находиться рядом, чтобы успеть предотвратить ошибку друга. Она должна была это предвидеть. Рон хотел вернуться в прошлое и спасти брата. Гарри пытался его переубедить, но тщетно. Разговоры Грейнджер, как и её убеждения, не сделали ничего. Она помнила, как говорила, что они должны продолжать жить дальше ради тех, кого больше нет с ними. Помнила, что пыталась достучаться до Уизли и объяснить ему — настолько большой скачок во времени невозможен, что ему не удастся вернуться в прошлое, а если и так.. то последствия будут невообразимыми. Он не слушал, а то, что было дальше…
Последнее, что помнила Гермиона, как выхватила из рук Уизли крутящийся медальон, а потом была яркая вспышка света и темнота. Активированный маховик выполнил свою работу, но где она оказалась?
ГЛАВА 1
В ту ночь ничего больше не произошло. Солнце встало ещё более ослепительное, чем вчера, но воздух был холоден; ветер вернулся и дул, как прежде, на восток. Минули ещё две ночи пути; дорога неуклонно шла вверх, огибая холмы, и отряд продвигался медленно. И всё же горы постепенно росли. На третье утро прямо перед путниками встал Карадрас — могучий, посеребренный снегом, с гладкими отвесными стенами, тускло-красными, словно запекшаяся кровь.
Небо хмурилось; солнце пропало. Ветер задул с северо-востока. Гэндальф принюхался к ветру и огляделся.
— За нами идёт зима, — сказал он негромко Арагорну.
Самый страшный яд — это сомнения. Трудно было определить, когда Хранители Кольца по очереди отравились им, но все они единодушно остановились, как вкопанные, вслушиваясь в нечеловеческие завывания ветра, грохот падающих камней… и каждый из них слышал в этом неистовстве морозящий душу торжествующий хохот и заунывные, истеричные вопли. Даже бедолага пони испуганно прядал ушами, оглядываясь на лица знакомых ему хоббитов и меся задними ногами снег — что это такое… страшное?
Ветер?
В ушах завывало чьё-то зло, сбивающее их с пути. Путники шли дальше, но каждый шаг давался труднее, чем предыдущий; хоббиты шли, согнувшись в три погибели, полы плащей трепал исступленный ветер, снег хлестал лицо хуже бича.
— Пора останавливаться, — сказал Боромир. — Пусть, кто хочет, называет это ветром, но я слышу голоса, а камни целят не куда-нибудь, а в нас.
— Остаться, где стоим, или вернуться, — сказал Гэндальф. — Идти вперёд нельзя.
Никто не спорил с Гэндальфом; идти дальше было невозможно, а тот утёс, на котором все сгрудились, годился какой-никакой, но защитой от ветра. Внезапно Фродо упал на колени прямо в снег, лихорадочно ощупывая грудь.
— Кольцо, — в ужасе выдохнул он, когда все члены братства обернулись на него. — Его нет. Я потерял его…
Все, не сговариваясь, опустили взгляд себе под ноги и запустили закоченевшие пальцы в рыхлый снег. Это было всё равно, что искать иголку в стоге сена. Даже хуже. Фродо клял себя, едва не срывая волосы с кудрявой головы. Хранители напряжённо молчали, рыхля снег и поминутно задавая растерянному и напуганному Фродо вопросы.
— Оно было на груди ещё час назад… я проверял… — оправдывался Хоббит, едва не плача и пуще всех ковыряясь в снегу. Темнело. — Ветер трепал одежду, я не заметил… оно могло упасть…
— Я вижу его! — оповестил всех Леголас, нависая над пропастью и глядя куда-то в чёрную пучину сверху вниз.
Все сгрудились вокруг него, едва не оттеснив эльфа с края, на что он предупредительно раскинул руки: хоббиты виновато отступили вместе с Гимли и Боромиром, а Гэндальф и Арагорн напряжённо вглядывались в пучину Карадраса.
— Вон там из скалы растёт ветка, — указывал Леголас на торчащий из, казалось бы, каменной стены хилый, тощий и голый куст метрах в пятнадцати ниже утёса. — Кольцо зацепилось за него.