Многое изменилось за время отсутствия Гермионы, что не удивительно, сколько лет прошло с тех пор... Настроения в адрес неизвестного гостя волшебница не разделяла, потому как из всего сказанного едва ли что смогла разобрать, а полезного в речах пылкого гнома — не было от слова совсем. Для себя только вывод сделала, что новости не самые хорошие, но как тогда объяснить факт радости на лицах стражников? Что-то в этой истории не вязалось, но спросить, что именно не так, Грейнджер лишний раз не рискнула. Хватит и прошлого потока бранных слов. Пока что есть дела важнее этого.
— У вас успела созреть новая война, пока меня не было? — издалека зашла волшебница.
— Война — это такое дело, она всегда есть там, где есть зависть… — глубокомысленно изрёк Гимли, но на этом его философский подход к вопросам войны и мира себя исчерпал. Но ребёнок тем временем не унимался.
— Дядя, Гимли, — тут же пристроилась к нему сбоку Эвелин. — Ты так и не рассказал, кто это.
Гермиона уж не знала, радоваться ли тому, что её дочь проявила инициативу, поддаваясь детскому любопытству, или надо спешно закрывать ей уши снова.
— А это…
Гимли растерялся, беспомощно глядя на Гермиону. Судя по всему, пройти к Леголасу сейчас удастся только через долговязый труп его отца — мерзкого, вспыльчивого и мелочного скупердяя. Для Гимли это было истиной в последней инстанции (то есть сам не видел, но точно знает), а поэтому он всерьёз настроился в случае чего устроить звёздному папаше весь спектр отрицательных эмоций от встречи с боевым гномом.
— Это злодей, — решил Гимли. — Он жадный, злобный и всем пакостит. Его надо победить.
Грейнджер ждала очередной порции ругани, но, к её счастью, всё обошлось довольно спокойно. Из слов Гимли мало что стало понятно лично для неё, но ответ потомка Дурина вполне устроил Эвелин. Волшебница шумно выдохнула — слишком много всего за один день, а впереди ещё одно злоключение.
Эвелин с пионерской готовностью энергично кивнула. Самодовольно улыбаясь в бороду, гном решил, что ребёнок — это отличный товарищ, которого можно научить правильному взгляду на вещи…
Но время поджимало.
— Бежим, — скомандовал Гимли, ускоряя шаг и надеясь, что они не запутаются во множестве коридоров Белого города.
Спустя несколько минут беготни послышался звонкий эльфийский рог.
— Только не они!.. — с трудом дотянувшись до окна, Гимли высунул нос наружу, кое-как разглядев приближающуюся делегацию.
Во главе группы всадников приближалась к воротам города знакомая сивая грива в высокой короне, но больше всего внимания привлекала не она, а гигантский бурый олень, двигающийся размашистым галопом, на котором эта фигура восседала.
— Всё у него с пафосом и помпой, — досадливо проворчал Гимли, бросив попытки разглядеть их получше — и так было ясно, кто мог пожаловать в гости верхом на таком чудище. — Леголас в другой части крепости, нам надо спешить…
Первой запыхалась Эвелин, обиженно захныкав, что не может больше бежать. Остаток пути пришлось преодолевать на загривке Гимли. Встречные люди шарахались от них, провожая взглядом странную компанию, кто-то что-то кричал вслед, но гному было всё равно. Мимо пролетали залы, коридоры и комнаты, сливаясь в сплошную однообразную массу, пока в конце пути не показались закрытые двери, перед которыми стоял эльфийский король.
Остановившись недалеко от процессии, развернувшейся у дверей, Гермиона окинула взглядом незнакомого эльфа, которого Гимли «дружелюбно» назвал злобным злодеем. Знакомые черты лица, отмеченные лишь вскользь, как и общий вид, наталкивали на мысли о родстве. Не зря же Аниэль так раскраснелась, называя Леголаса принцем. Как она там сказала, звали его отца? Девушка попыталась смутно припомнить события семилетней давности, но отмела эти мысли, как только услышала причину, по которой эльфу вход в комнату был закрыт.
— … сюда нельзя заходить! — надрывался мужчина, закрывая спиной створки дверей перед эльфом, который был выше него минимум на две головы.
— Я требую, чтобы меня впустили, — для лихолесца это не было преградой, особенно на пути к собственному сыну.