Чёрные лоскуты едкого дыма поднимались от его левого плеча и груди, словно он тлел, горел изнутри, но комната с каждой секундой всё больше покрывалась изморосью. Знакомые Гермионе ощущения закрались исподтишка, вкрадчиво складывая осклизлые пальцы отчаяния на тонкой девичьей шее — узнаешь этот страх, девочка?... Помнишь его?..
Дрогнувший было чёрный дым ещё больше загустел и, кажется, ускорил свой рост, жирея от новой подпитки — вошедший человек боялся. Сильно боялся… Грудь эльфа пузырилась чёрной жижей на поражённой коже в такт дыханию — он ещё дышал, а тьма пожирала его заживо. На секунду могло показаться, что гарь, растущая из груди эльфа, оформилась во вполне различимую и отдалённо знакомую волшебнице фигуру и повернулась в её сторону, изучая. Вызов или новая пища?..
ГЛАВА 17
Гермиона сжала руку в кулак до лёгкой дрожи. Всё должно было произойти иначе. В голове снова и снова звучат насмешливые слова Тёмного, и бьётся чувство вины, стойко осевшее в груди вместе со страхом. Грейнджер сделала решительный шаг в сторону постели, не отрывая взгляда от существа, напоминающего ей размытым ликом фрагмент из её родного мира.
Прочь… Тебя здесь быть не должно.
Концентрированная тьма оскалилась, тихо и тонко взвыв на пределе слышимости — резануло по ушам. Не подходи. Волна необъяснимого, животного страха накрыла девушку, а существо всё скалилось в её сторону — не подходи…
Испугайся и не подходи. Ты ведь не посмеешь преступить через воспоминания, незвано лезущие в сознание — самые тёмные и отвратительные… сковывают движения, не дают идти вперёд, но тщетно. Издав протестующий вопль, ещё не рождённый дементор вновь нырнул в своё укрытие — под защиту тела, в грудь мужчины, скрывшись с глаз… этот эльф, сам того не зная, выступил самой лучшей почвой, стоило лишь посеять семя отчаяния — и оно взросло.
Тьма скрылась с глаз, но гнёт страха и отчаяния никуда не делся — теперь его источник прятался где-то около сердца лихолесского принца.
Он был не похож сам на себя; серая полупрозрачная кожа в редких прожилках почерневших капилляров, бесцветные губы, тёмные веки, обтянутые кожей скулы... а там, где у человека сердце — сосредоточение, главный узел сходящихся в единый клубок сетей и нитей, опутавших тело, эпицентр воплощённой тьмы. От него во все стороны расходилась разветвленная сеть вен и поражённых артерий — опутав всю левую руку до плеча, они ползли по шее, касаясь лица.
— Что ты такое…
Разве яд, которым пропитывают стрелы, может иметь подобное воплощение? Может ли он отравлять мир и тех, кто подбирается слишком близко? Грейнджер снова столкнулась с неизвестным, почувствовав себя той самой девочкой, которая попала в чуждый ей мир семь лет назад. Кажется, что с того времени ничего не изменилось, и старые воспоминания заполняют разум, вытесняя всё хорошее. Так быть не должно — она уже это пережила. Волшебница пыталась прикрыться новыми воспоминаниями, будто щитом, и шла вперёд, пока не оказалась у изголовья постели.
Неизведанное, скрывшись в теле, истощало своего носителя. Больно видеть его таким и ещё больнее от осознания, что здесь она беспомощна, не знает, как помочь ему, как спасти и избавить от того, что мучительно убивает его, разрушая надежду. Как ты собираешься помочь ему, волшебница? Уж не думала ли, что, увидев тебя, смертельно больной волшебным образом исцелится? Что будешь делать теперь, когда руки дрожат и внутри всё клокочет, словно ещё немного и разрыдаешься?
«Не забирай его у меня…».
Девушка протянула руку к лицу принца.
— Не касайся его! — упреждающий оклик из-за спины.
Грейнджер вздрогнула от оклика и бросила взгляд в сторону незнакомки. Заглянув в приоткрытую дверь, та девушка из коридора упреждающе вскинула руку в сторону волшебницы.
— Не трогай! Это демон, страх, он отравит тебя, как только дотронешься…
На её ладони чернело язвенное пятно.
Гермиона помнила слова Арагорна. Девушка, что роняла слёзы в коридоре, не желая смиряться с начерченной ей судьбой. Грейнджер могла всё изменить — повернуть назад, оставив его; защитить себя от тьмы, что жалит каждого, коснувшегося её. У неё был выбор.
Отвернувшись от незнакомки, она сжала руку в кулак — страх вытесняет решительность. Тонкие пальцы поначалу несмело касаются бледной щеки, будто пробуют почву.