— Леголас... — шепчет, как зовёт, и ладонь льнёт к его лицу сильнее, смелее.
Он был холодный, как лёд… настолько холодный, что вспышка боли пронзила ладонь, словно от ожога. Чернота стремительно поползла по венам, бросившись к Гермионе, а Леголас, втянув носом воздух, внезапно дёрнулся и выгнулся дугой. От нечеловеческого напряжения вздулись жилы, скрюченные пальцы стиснули простыни — он услышал её… отчаянная попытка разорвать парализовавшее его колдовство свела мышцы судорогой, а дементор внутри растерянно заметался и протестующе завизжал, наполнив комнату высоким, режущим, сиплым воплем. Новорожденный страж Азкабана хотел ранить девушку, напитаться ей, как уже делал — и чёрная отметина на ладони эльфийки тому подтверждение. Она хотела ему помочь. Её тёплые чувства, нежность, забота, любовь были самым сладким нектаром для тёмного существа, осмелевшего напасть на неё и сорвать куш… Но в этот раз всё изменилось. Тварь… не ожидала этого! Слабые толчки угнетённого разума в те моменты, когда кто-то подходил и звал его по имени, не шли ни в какое сравнение с тем шквалом отчаянного протеста, поднявшегося из глубин умирающей души, когда именно эта девушка коснулась его… Так не должно было быть. Он ведь… сдался. Перестал сопротивляться уже давно, надежда умерла в его душе, оставив после себя благодатную почву из сомнения, горя и чёрного, лютого одиночества. Это… это ведь невозможно!
Но что-то неумолимо дёрнуло черноту назад, не давая ей коснуться пальцев девушки… Тьма сокрушённо дрогнула, так и не достигнув цели — за неё уцепилось рванувшееся из оцепенения сознание эльфа. Не сможет… Слишком поздно он нашёл повод начать цепляться за жизнь. Сети крепкие, надёжные, выросли из него, срослись с ним, опутали тело, как вторая кожа — это не просто дементор, не просто существо. Это его страх, его мысли, его одиночество, воплощённое во тьму, ожившее и окрепшее — разве не так эти чувства убивают человека?..
Дёрнувшись, чернота не отступила. Перед ней была новая цель — гораздо более желанная и сытная, чем истощённый и полуживой эльф.
Гермиону словно обдало стужей… в комнате резко похолодало, настолько, что при первом же выдохе изо рта вырвалось сизое облачко пара. Мороз, обжигающий пальцы, пробирался под кожу… Тьма неумолимо поползла дальше, приближаясь к её ладони.
— Мне не страшно.
Не страшно прикоснуться к темноте, но страшно потерять его, едва увидев снова; едва поверив в то, что она может всё изменить, спасти его и исправить свою ошибку. Им обоим есть ради чего бороться и та тьма, что пытается пробиться в сознание и отравить колким ядом каждое воспоминания, собирая словно в посмертный букет все чёрные иссохшие бутоны, упрётся в прочную стену, выстроенную из света. Этот мир сам по себе был наполнен жестокостью, и она знала, с чем столкнётся, едва оказавшись в нём — все эти события вихрем пронеслись у неё перед глазами за шаг до портала. И сейчас она делала всё, чтобы защитить себя от них, — есть и другая сторона Средиземья. Дорогая… родная… любимая.
— Я чувствую, что ты меня слышишь, — клуб пара срывается с губ, но не приносит желанного тепла. Кажется, словно этот мир вокруг поглощает всё живое и они — единственное, в чём ещё теплится слабая надежда на другой исход. Пальцы сводит от холода и пробирает до костей… Больно, но она не отнимает руки, лишь сильнее льнёт к нему, словно сможет согреть теплом прикосновений. Как глупо… ведь от холода стынет уже собственная ладонь. Карие глаза неотрывно смотрят на эльфа и все кошмарные сны, навеянные ей Сауроном и зеркалом Галадриэль, разом набрасываются на неё; кто-то шепчет на ухо их голосами, что они предупреждали, но всё это в её голове. Этого нет. Она жмурится лишь на мгновение, прогоняя ужасающие картины, от которых внутри клокочет страх. И одно за другим из памяти достаёт воспоминания. Светлые и искренние, каждое по-своему наполнено теплом, что они соткали вместе двумя переплетёнными жизнями. Всю ту радость, что он подарил ей собой, заполнив внутри пустоту, — она становится щитом для неё даже сейчас, защищая и оберегая от черноты. — Вернись ко мне… — наклоняется ниже слишком бесстрашно, пренебрегая всеми предостережениями, будто разом это стало неважно; касается губ… такие сухие и холодные.
«Вспомни всё…».
От неё исходило столько светлых и тёплых воспоминаний, что они опьяняли, не давая существу думать о чём-либо другом… новая жертва, да такая, что хочется бросить старую, не высосав до конца. Дементор, почувствовав всплеск эмоций своей жертвы, издал пронзительный и довольный хрип.