— Леголас... — вновь повторяет его имя и словно свершается какое-то волшебство.
— Ты вернулась… — произнес он, аккуратно касаясь её щеки здоровой рукой, чтобы нежно-просяще чуть поднять её голову и заглянуть наконец в глаза цвета тёплого, осеннего солнца.
Она поднимает взгляд на просьбу, на несколько секунд закрывает глаза и сильнее прижимает его ладонь к своей щеке, накрыв её рукой, будто просит не отпускать. Задержать бы это мгновение, чтобы снова вспомнить, насколько нежным может быть его прикосновение. Посмотреть на него, улыбнувшись, с полуприкрытыми глазами, лучащимися теплом и переполняющим её счастьем… любовью и где-то там, на дне золотого омута, та самая юношеская влюблённость.
В голове появилась чудесная лёгкость, а то, что мучило, терзало и не давало спокойно спать, показалось далёкой, несусветной мелочью.
— Но… как?
— Гимли, — ей кажется, что остальные слова излишни.
Гимли? Рой вопросов попытался пробиться сквозь пелену оглушительного счастья, но не смог — слишком важными были эти мгновения для того, чтобы какая-то назойливая мысль могла отвлечь его от этих лучистых глаз. За дверью уже наверняка бегали, суетились и судачили, но Гимли храпел так громко, что застилал все звуки, а Леголас при виде девушки, о которой грёзил столько лет, буквально оглох, как тетерев — хоть над ухом ори, вряд ли заметил бы.
Действие нахлынувших чувств, и всё меняется в тот самый момент, когда Гермиона замечает, как сильно разнится образ из памяти с тем, что она видит теперь.
Гермиона подняла глаза, встречаясь с эльфом взглядом, и… он растерялся, видя, как спутанные тени испуга промелькнули на её лице, когда она подняла глаза и увидела… Наперекор воспоминаниям Гермионы радужки его глаз были чёрными. Опьяняющее счастье воссоединения дало трещину, словно пианист, играя совершенную мелодию, случайно мазнул мимо ноты — гармония посыпалась, оставляя досадное послевкусие повисшего диссонанса. Он растерянно забегал глазами, не зная и пытаясь уцепиться, понять, что же не так…
В груди волшебницы кольнуло; в памяти промелькнуло то существо, странно похожее на Дементора из её мира. Вот они — последствия её ухода.
— Твои глаза…
И если бы дело было только в том бездонном чёрном омуте, который встречает её вместо искрящейся синевы.
Глаза. О-да…
С тяжёлым вздохом эльф отвёл взгляд, стараясь не смотреть на неё. Рука сама собой едва не соскользнула с её щеки, удерживаемая только её ладошкой. Что ей сказать? «Всё вернётся и станет, как прежде?» — он не знал, и был далеко не уверен в этом. И вопросы, что прежде заботили его меньше всего, неприятно царапнули душу — а примет ли она его таким? Ведь то, что она помнит, меньше всего похоже на жалкое полуживое создание без титула и величия своего народа. Когда-то он был силён, ловок и дерзок, коронованный наследник властителя эльфийского народа…
Чувствуя, что будто теряет его, Гермиона сильнее прижала его ладонь к своей щеке и чуть сжала её пальцами — не отпускай. Вторая ладонь касается его щеки, не настаивает, но просит вернуть ей взгляд. Смотри на меня. Не отводи глаза. Тебе нечего опасаться. Видеть недуг человека, которого любишь, всегда болезненно. В особенности, когда знаешь, что твой проступок привёл к тому, что вы двое имеете ныне. И дело не в том могла и хотела ли она принимать его таким, она корила себя за то, что тогда потянулась за Маховиком времени. Он спас ей жизнь, иначе бы тогда вместо одной половинки принц нашёл бы остывшее тело и землю, напоенную её кровью, но... Она любила его не за внешность; не за то, каким его видели другие — всё это так неважно, лишь бы он был здоров, жив, рядом… И это она хотела бы донести до него в тёплых поцелуях, что касаются век, скулы и щёк.
— Это не важно, — стараясь не поднимать взгляда, уклончиво ответил Леголас, возвращаясь мыслями к долгожданной встрече. В конце концов, он пошёл на сделку с самим собой — не желая омрачать радостную минуту, оставил больной вопрос на потом. И сам себе, наверное, в этом бы не признался, но… всей душой мечтал никогда не знать на него ответа. Решив, что хуже не сделаешь, а сделанного не воротишь, эльф поднял глаза, вновь встречаясь взглядом со своей возлюбленной. Её взгляд не изменился — она всё та же… Лучисто-карие, капельки золота в расплавленном меду. — Главное, что ты вернулась, — холодные пальцы вновь легли на её щеку, кончиками запутавшись в волосах.