— Конечно, останетесь, — буркнул Гимли, пытаясь сфокусировать взгляд на троице. — А с этой… — он набрал в лёгкие больше воздуха пред тем, как произнести тщательно подобранное оскорбление для короля Лихолесья, — … девицей, я сам потолкую, чтобы нашу Эвелин не обижал! — гном решительно бахнул кулаком по столу, но напугал, кажется, только Эвелин, которая тут же прильнула сильнее к отцу и опасливо выглянула из-за его руки.
— Гимли! — строго оборвал его Леголас и, словно опасаясь чего-то, оглянулся, зацепившись взглядом за щелку, оставленную опрометчиво незакрытой дверью: на короткую секунду он ледяной стужей ощутил на себе полный ненависти взгляд, острый и безжалостный, словно нацеленное в незащищенное горло копьё. — Нет… — выдохнул эльфийский принц, когда тень в дверном проёме исчезла от дуновения сквозняка, будто её там никогда и не было. Лишь подёрнулось на мгновение, покачнулось, словно сбитое, пламя свечей… — Гимли, Морготом клятый твой язык! — сокрушаясь, выпалил Леголас.
Что такое он там увидел? Чего боялся? Гермиона проследила за взглядом эльфа, но ничего не увидела. Слова, обронённые Гимли, казались ей безобидными угрозами, но что-то в них всколыхнуло в Леголасе чувство опасности. Раньше ей не доводилось слышать от него ругань. Конечно, не такие изысканные выражения, как у неё дома… но и этого от светлого народа не добьёшься. Короткая встреча с королём Лихолесья прошла не мягко, и чем чревата повторная — неизвестно.
Гном, словно предугадав последствия своей вспыльчивости, вжал голову в плечи и обернулся, словно нашкодивший воробей — никого в дверях уже не было, да и уследит разве гном за неслышимой эльфийской поступью? Им коридоры дворцовые всяко не лес родной, однако знал сын Дурина не понаслышке, что не найдёшь эльфа даже в соседних кустах, покуда тот сам себя обнаружить не пожелает.
Почувствовав себя виноватым, Гимли отчего-то обиделся и нахохлился, куда-то срочно засобиравшись — по его уму, так помочь хотел, а с эльфами всё не вдоль, а поперёк, вот и вышло через то место, которым к владыкам не поворачиваются. Леголас устало тёр ладонью лоб, словно прикрывал пальцами глубокие морщины тяжёлых раздумий, избороздивших лицо. Последней умирала надежда решить все дела миром… Да и с чего он вдруг, наивный, понадеялся, что щедрый на подарки судьбы день решит ещё и эту проблему? Вспомнив, что иначе, наверное, и не бывало никогда, Леголас убрал руку от лица, усмехнулся и произнёс вслед уходящему Гимли:
— Ты воистину сын Глоина, потому как он костерил моего отца такими словами, что острые уши лихолесской стражи в трубочку сворачивались.
— Руки бы открутить тому, кто моему папке в вашем царстве лесном шишек да синяков наставил! — воинственно потряс кулаком Гимли, которого захлестнули застарелые обиды.
— Это был я, — как-то спокойно и легко сознался Леголас, словно знал, что ему за это ничего не достанется. — Крутить будешь сейчас или поутру?
Предчувствуя что-то интересное, Гермиона перевела взгляд на гнома, ожидая его реакции.
Гимли стоял в дверях, ошарашенный и возмущённый, потом что-то решил для себя и махнул рукой:
— Ай ну вас, эльфийская порода… Всё у вас да с подвывертом!
Гермиона не выдержала и весело рассмеялась. Грейнджер забыла, какого это — наблюдать за «перепалками» эльфа и гнома. Как будто на краткий миг вернулась в прошлое, и никогда не покидала Средиземья. Словно ей снова семнадцать и…
— Мама.
Нет. Не семнадцать. Волшебница перевела взгляд на ребёнка. Приятные воспоминания захватили её на короткий миг, но здесь, в настоящем, создавались новые и не менее светлые и радостные. От её решения зависело многое, в том числе, какими чернилами напишутся воспоминания дочери.
— Считай, квиты, — подытожил Леголас, возвращаясь мыслями к своей семье. За тяжёлыми занавесями посветлело и стихло — грозовые тучи расступились, впуская на людские земли рассвет. В голове роились сотни вопросов, а самые насущные просились на язык вперёд остальных, но… — Вы, верно, голодны.
— И коли ты теперь живой… — решил всё-таки напомнить ему Гимли. — То тебе, как никому другому, надо присутствовать на Совете.
— И то правда… — вздохнул эльф, не желая отрываться от Гермионы и дочери.
— Совете? — удивилась волшебница.
— То, что ты вернулась — счастье для многих из нас, но, несмотря на это, на королевстве Арагорна по-прежнему лежит тень.