Достав волшебную палочку, Гермиона взмахнула ей, произнеся в мыслях нужное заклинание, и направила её на кубок. Тонкая рубиновая змейка выглянула из чаши и потянулась за волшебной палочкой. Змейка из виноградно-сливового сока проплыла по воздуху перед лицом Эовин и детей и замерла между четвёркой, чтобы все прекрасно видели происходящее. Ещё один взмах волшебной палочки и змейка сформировалась в шар, а тот неожиданно распустился, будто бутон кувшинки. Лепестки его выгнулись, а цветок обратился в маленькую фигурку слона.
Гермиона подкинула яблоко — оно зависло в воздухе и стало опорой для задних ног слона. Фигурка, будто живая, топтала ногами, вставала на дыбы и поднимала хобот в беззвучном трубении. Эовин с Эльбороном смотрели, как завороженные, а Эвелин лучилась и поглядывала на мальчишку с видом: «Видел? Это моя мама!». Гордость её переполняла.
Волшебное представление завершилось фонтаном, пускаемым слоном. Пара капель попала на лица детей и те рассмеялись. Сок вернулся обратно в кубок, а Гермиона убрала волшебную палочку.
— Мама, — снова обратилась к ней Эвелин, — а папа тоже владеет магией?
Грейнджер задумалась. Много раз Леголас демонстрировал перед ней силу эльфийских чар, но с настоящими эльфийскими колдунами ей не доводилось встречаться. Обо всех способностях эльфов она не знала, а времени разузнать раньше было не так много.
— Да, но его магия отличается от моей.
Как и магия Эвелин, но Гермиона не рискнула выказать своё предположение.
— А он мне покажет?
— Думаю, если ты попросишь, то он точно не откажет, — улыбнулась Гермиона, погладив дочь по волосам.
— А он скоро вернётся с Совета? — Эвелин не терпелось.
— С Совета? — опешила Эовин. — Это значит, что… — княгиня перевела сконфуженный взгляд с Гермионы на Эвелин. По её реакции волшебница начала догадываться, что только что осознала жена Фарамира.
— Скоро, — быстро ответила Гермиона дочери и мягко подтолкнула её в спину. — Поиграйте пока с Эльбороном.
Заулыбавшись, Эвелин схватила мальчишку за руку и потянула того за собой глубже в сад.
Оставшись наедине, Эовин не решалась задать волновавший её вопрос — она всё смотрела на девочку. Эвелин была отражением своей материи, и именно эти черты в первые минуты знакомства бросились в глаза княгине. Теперь она видела больше — не только остроконечные ушки, но и наполненные светом голубые глаза лихолесского принца. Неотрывно смотря на ребёнка, она всё пыталась принять действительность. Ей казалось, что это невозможно. Не по правилам. Вне всяких запретов, но…
— Она… дочь Леголаса? — Эовин нашла в себе смелость озвучить предположение, но говорила шепотом — боялась, что лишние уши услышат их разговор.
— Да.
— Но вы ведь даже… — запнулась Эовин, растерявшись. Она надеялась, что Гермиона отмахнётся и скажет, что её догадки неверны, но…
— Помолвлены, — Грейнджер попыталась смягчить ситуацию, но тактично умолчала о том, что помолвка произошла позже, и ей предшествовали некоторые обстоятельства. В понимании Эовин дело это нисколько не меняло, а в Лондоне без смущения и не такие дела творились и в Средиземье, кстати, тоже. Леголас заслуживал лучшего, но именно благодаря ему Гермиона не боялась всех мужчин подряд и не вспоминала от случайного прикосновения к себе то, что ей довелось пережить.
— О, Эру… — мысли путались в голове княгини, выдвигая одну за другой. — Что же я наделала, — сокрушалась она, вводя волшебницу в сомнения.
— О чём ты? — не поняла Гермиона.
— Если бы я только знала… — Эовин виновато посмотрела на волшебницу. — Я ведь думала, что ты не вернёшься, и желала лучшей судьбы Леголасу. Если бы знала, что всё так сложится, то не дала бы надежду Алеин.
Гермиона поняла, о ком шла речь без уточнений — той самой эльфийке, которая с любовью смотрела на лихолесского принца.
— Прости, Гермиона.
— Ничего, — Грейнджер попыталась улыбнуться, подняв взгляд на княгиню. — Твоей вины нет, — волшебница накрыла ладонью руку Эовин. — Прошло семь лет, а прошлое… это прошлое. Ты желала ему добра, и я ни в чём тебя не виню.