— Но как же теперь?.. — княгиня перевела неуверенный взгляд на детей в саду.
Грейнджер понимала, что жизнь её дочери в Средиземье не обойдётся без слухов и косых взглядов. В её мире не приветствовали подобные отношения, а что уж говорить об этом? Гимли своим поведением наглядно продемонстрировал, как это выглядит в глазах остальных, а Эовин удвоила впечатление. Они оба были близки им с Леголасом и всё сказанное ими — в разы мягче, чем будет в действительности с теми, кому всё равно на подвиги волшебницы и лихолесского принца. Гермиона многого не знала о том, через что пришлось пройти Леголасу после её исчезновения — не знала о позоре, который не смылся после смерти Мерсера, и к чему привела их связь. До её возвращения никто не знал, как далеко зашёл лихолесский принц в своей любви к смертной девушке. Он нарушил один из главных запретов, и чем это закончится для него, когда станет всем известно о том, кто отец Эвелин. Её возвращение вносило ещё больший разлад.
Внутри Гермионы шло непередаваемое противоборство. Она понимала, что Леголас сам выбрал свою судьбу вопреки всем запретам и правилам, а она приняла это как должное, не имея ни малейшего представления о том, на что он пошёл ради неё. Леголас был готов умереть, зная, что они больше никогда не увидятся, и вопреки всем стараниям Эовин показать ему, что он может начать всё сначала с другой, отказывался от этого будущего, потому что в нём не было её. Именно её возвращение вернуло его к жизни и заставило хворь отступить.
— Я тоже была больна, — призналась Эовин, пытаясь объяснить свой поступок. — Чёрная тоска поселилась в моём сердце. Она росла и крепла с каждым днём, — рассказывая, погрузившись в воспоминания, пропитанные холодом и отчаянием, Эовин померкла, пусто смотря перед собой. С её лица ушло веселье, словно где-то рядом притаился ещё один Дементор и воздух стал холоднее. — Но я излечилась, — княгиня подняла взгляд на волшебницу. — Фарамир спас меня. Наша любовь излечила меня, — на её лице появилась тёплая улыбка. От былой любви к Арагорну, казалось, ничего не осталось, а Белая Леди Рохана обрела счастье в объятиях сына наместника и в них же нашла своё исцеление.
Эовин хотела перейти к тому, чему предшествовало её краткое откровение, но не находила нужных слов — нервничала и суетилась, словно совершила что-то плохое, и настал час рассказать об этом.
— Когда ты ушла, Леголас был несчастен.
Уже второй житель Средиземья говорит ей об этом.
— Он увядал с каждым днём. Я видела в нём себя — отчаявшегося, одинокого, съедаемого болью, которую невозможно заглушить. Я знала, как это тяжело, когда не можешь быть вместе с любимым, — Эовин была искренна в своих признаниях. В конце концов, Гермиона была свидетельницей чувств роханской княгини к Страннику, и могла понять их обоих. — Он искал смерть, а я хотела помочь ему — показать, что с твоим уходом в его жизни не настала бесконечная зима. После неё ещё будет весна. Я хотела помочь ему и доказать это, как когда-то доказали мне… Он заслужил счастье, Гермиона, — серые глаза посмотрели прямо на волшебницу и в них читалась просьба. — Алеин стала его надеждой на спасение.
В памяти Грейнджер всплыли обрывки первой встречи с эльфийкой — той, которая должна была стать новой мечтой лихолесского принца. Но не стала, и в чём была убеждена Эовин — виной её возвращение, только озвучить боялась. Гермиона была уверена в том, что княгиня считала, что у этих двух эльфов было будущее до этого дня, но Гимли считал иначе.
— Он мог начать свою жизнь заново, — продолжила Эовин. — Алеин любит его. Искренне, крепко, преданно. Она всегда была рядом, а когда Чёрная тоска одолела его… Не испугалась. Она оставалась рядом с ним и готова была разделить с ним смерть, если её любви окажется недостаточно, чтобы спасти его от Тьмы.
Казалось, что каждым своим словом Эовин безжалостно пыталась сказать, что Гермионе здесь не место. Без неё все могли быть счастливы, а что теперь? В словах Эовин есть смысл — её не было семь лет. Всполохи юношеской любви угасли, и на место им выступил рационализм. Она могла всё исправить; вернуть на свои места, словно ничего не было.
— Леголаса ждёт наказание.
— Наказание? За что? — Гермиона опешила от услышанного.
— Внебрачная связь непростительна у эльфов. И если Эру не обрушил на него свой гнев, а Мандос не призвал в свои Чертоги, то наказание за нарушение запретов будет суровым.