— Сколько вы здесь народу собрали!
Сжимая в руках лучик надежды, Гермиона подняла голову и обомлела.
— Гэндальф?..
Она не ожидала увидеть волшебника и не успела расспросить друзей о его судьбе после Войны кольца. Теперь всё вставало на свои места. Гермиона сомневалась, что это Леголас решил признать её невиновной и способствовал принятию решения в пользу её свободы — теперь его взгляд везде провожал её, будто каждый раз лихолесский принц пытался проникнуть в её душу и найти ответы на свои вопросы.
— Пойдём, дитя.
Широким жестом Митрандир позвал её за собой, и никто не стал им препятствовать.
— У нас много работы. Время не ждёт!
Гермиона не догадывалась, какое дело решил возложить на неё маг и почему за неё вступился, но с огромным удовольствием бежала из компании стражников. На секунду волшебнице показалось, что маг помнит её.
— Они подумали, что ты помощница Саурона. Глупцы! — сетовал Митрандир, не разделявший их мнения.
Гермиону мало волновало, что думали о ней советники Арагорна. Перед собой она видела хрупкую надежду на то, что что-то в этом мире ещё осталось прежним.
— Гэндальф?
Маг остановился, когда она его окликнула и обернулся.
— Ты помнишь меня?
Озвучить вопрос было тяжело — в душе Грейнджер боялась услышать на него ответ. Знала, что если маг ответит отрицательно, то помощи в спасении дочери не будет. И всё же… Она должна была эта спросить.
— Помню?
Гермиона видела, как на лбу Митрандира пролегает складка. Как его глаза, пережившие столько жизней, пытаются достать из глубин памяти события. Одного взгляда на него волшебнице хватило, чтобы получить ответ. Никто в этом мире не помнил, кто такая Гермиона Грейнджер и что её с ними связывало. Она почувствовала, как к горлу подступает ком, а к глазам — влага. Не время раскисать — этот бой ещё не проигран. Она обязательно найдёт свою дочь и вернёт её домой.
— Неважно, — волшебница качнула головой. — Так что за работа? — решила она сразу перейти к делу.
Митрандир не налегал и сменил тему.
— Я слышал, что ты маг.
Этого условия мало для оправдания и помилования, когда её подозревали в предательстве и службе тёмной стороне. К тому же сейчас.
— Да, только сейчас я весьма бесполезный маг.
Как бы ни хотелось это признавать, но без волшебной палочки она, как без рук. Конечно, были и другие способы продемонстрировать свои умения и таланты, но Гермиона полагала, что на практике от неё ждут иное.
— Отчего же?
— У меня отобрали мой… инструмент.
— Этот? — с улыбой на лице маг выудил из рукава палочку и протянул ей.
— Но как же…
Грейнджер не верила своим глазам. Вот так просто ей вернули её волшебную палочку. Не зная, что она собой представляет, бывшие друзья не позволили ей к ней притронуться. Митрандир так легко отдал её, хотя именно он в самом начале их общего путешествия осматривал палочку и говорил о природе её силы.
— Пользуйся с умом, — Гэндальф не тратил времени на пустые объяснения. — Настали поистине тёмные времена и нам нужна твоя сила. Новый враг сильнее предыдущего, а мы падём, если будем отворачиваться от каждого друга, смотря на него с подозрением.
***
Митрандир не рассказывал обо всех своих планах на волшебницу из другого мира. Леголас не до конца понимал, почему он поручился за неё, отводя все подозрения, словно бессмыслицу. Но все они доверяли магу, прожившему в Арде ни одну жизнь, и хотя в свою спину та, что назвала себя Гермионой Грейнджер из таинственного местечка под названием «Лондон», получала пристальные недоверительные взгляды, никто не угрожал ей новым заключением.
Принятое решение относительно судьбы волшебницы многих не устраивало, но спорить с Гэндальфом было бесполезно и чревато отхватить посохом по голове. Никто не стремился открыто выказывать своё недовольство, но за спинами охотно промывали кости во всех удобных и неудобных углах. Немногие открыто согласились с мнением мага, сойдясь, как Арагорн, на «так тому и быть». Леголас присматривал за девушкой, каждый раз она сеяла в душе лихолесского принца сомнения и неизменно притягивала его взгляд. Он стал задумчив и отрешён, а от былого приподнятого настроения и воодушевления грядущим походом не осталось ничего. Иногда просыпалось забытое на время чувство вины за упущенного из виду сына боевого товарища, но оно меркло, стоило лихолесцу вновь столкнуться с волшебницей.