— Не стража, а столбы незрячие!
От размышлений отвлекла пламенная речь гнома. Леголас обернулся, переводя взгляд на друга.
— Что случилось, Гимли?
Чертыхаясь на всех возможных языках, гном не стеснялся в выражениях, костерил стражу, которой надобно стеречь покои и день и ночно и без передыху. Стража, которая сначала робела и чувствовала себя виноватой, жалась к стене, стараясь не попадаться на глаза Гимли, потому как в пылу эмоций могла следом за крепким словцом полететь секира. Теперь же бравые защитники стояли ровно, но не сдерживали весёлых улыбок. Потомок Дурина тем временем продолжал, а Леголас силился понять, что произошло и что так сильно взволновало самого важного из гномов.
Уши Леголаса свернулись в трубочку три раза и грозили остаться в форме домика улитки, но до сути дела так и не дошли.
— Красочен и богат твой язык, Гимли. Настолько он изысканный, что я ничего из сказанного не понял, — усмехнулся эльф, прекращая словесный поток бородатого друга.
— Что случилось? — к разговору присоединился Арагорн, который услышал бурные изреченья гнома и пришёл лично выяснить причину горячей дискуссии.
— Да вот пытаемся выяснить, что нашему другу сделали твои стражники, — шутливо пояснил Леголас, с лёгкой насмешкой в глазах смотря на гнома.
— Сделали?! — взъерошился Гимли. — Да нихрена они не сделали!
Сотрясая кулаком воздух, Гимли вновь принялся костерить стражников на чём свет белый стоит и мог бы стоять в других версиях Вселенной, но делу это едва ли помогло продвинуться в сторону правды хоть на йоту. Возмущению гнома не было предела и, наконец, Арагорн, устало потирая переносицу, начал искать в стоге сена нитку.
— По порядку, Гимли, пожалуйста.
— Отлучился я, понимаешь ли, из покоев на несколько часов. Того да этого. Возвращаюсь — лежит! Прям на кровати лежит! Эка наглость?
— Что лежит? — Леголас с Арагорном удивлённо-заинтересованно посмотрели на гнома, пытаясь уловить ход его мыслей.
— Во.
Гимли показал им руку. Всё это время в кулаке он держал детскую игрушку и размахивал ею, словно забыл, что прихватил её вместо секиры. Арагорн взял из рук гнома причину оказии и стал рассматривать, будто пытался узнать, чья это вещь. Леголас просто наблюдал, а потомок Дурина тем временем продолжал свой рассказ:
— Сначала, думаю, родители виноваты, что за детями своими не следят да позволяют в волю по дворцу бегать, как по двору, а оно вон как — стража хороша и это в такое-то время!
— Твоя правда в том, что стражи допустили ошибку, — наконец, заговорил Арагорн, теряя интерес к игрушке.
— А я о чём! — довольный собой Гимли кивнул. — У нас война под воротами не сегодня, так завтра, а они позволяют в покои детям прошмыгнуть, не то что врагу. Если стражи, охранявшие подземелье, такие же удальцы, то ничего удивительного, что Тёмные там шуму навели, а нам пришлось семьям павших тела возвращать с посмертными почестями, — поняв, что перегнул палку, гном смолк.
— У нас времени мало, а они опять его на пустые разговоры тратят, — Гэндальф пытался казаться строгим, но улыбка на его лице говорила другое.
Друзья обернулись, улыбнулись магу. Все приготовления к походу постепенно завершались, и вот-вот должен был настать час. Обратив внимание на Митрандира, они не сразу заметили, что пришёл он не один, а вместе с той девушкой — из другого мира. Леголас перевёл на неё взгляд, но Гермиона, которая до этого просто молчала и не вмешивалась в разговор, смотрела не на них, а на игрушку, зажатую в руке дунадана. В её взгляде он видел боль и смятение, видел крохотную крупицу надежды, которая тонула в медово-карих глазах.
— Можно? — неожиданно заговорила волшебница, притягивая в себе взоры четверых. Они не сразу поняли, на что просит разрешение бывшая пленница, но Леголас понимал — она просила отдать ей игрушку. — Не могли бы вы мне отдать её, пожалуйста, — голос сочился просьбой искренней и чистой, будто эта вещь по-настоящему была важна ей и волшебница изо всех сил пыталась ухватиться за неё, как утопающий за соломинку.