Арагорн с Гимли переглянулись, но ничего не сказали; дунадан протянул девушке игрушку, не спрашивая о её значении и почему их гостье так хочется получить её. Все они помнили рассказ волшебницы о дочери, но никто девочки полукровки в глаза не видел.
Леголас смотрел на волшебницу — было в ней что-то особенное. Прижав к груди мягкую игрушку в форме белого оленя, она гладила её, словно дитя, сжимала пальцами и не выпускала из материнских объятий, но взгляд её был обращён в пустоту, будто искал в ней дорогу к похищенной дочери и пытался не дать надежде утонуть в отчаянье. Была ли в её рассказе хоть толика правды — кто знает. Возможно, Гермиона стала ещё одной жертвой, которой исказили память, и теперь волшебница мучается, пытаясь вернуть себе то, чего никогда не существовало. Это вызывало сострадание и чувство жалости.
Чем больше Леголас смотрел на неё, тем глубже погружался в мысли. Ему казалось, что она притягивает его, но не очаровывает собой — он не чувствовал влияния колдовства. Это было что-то другое. Другое тянуло его, будто пыталось что-то разбудить в нём, но было слишком слабым порывом к переменам. И всё-таки… Он вспомнил тот день, когда допрашивал её. Когда перед тем, как открыть перед ней двери в зал и отдать ей конфискованные вещи, задал ей последний вопрос.
«— Кто отец девочки?» — спросил он тогда, а она, подняв на него взгляд медовых глаз, ответила:
«— Ты не поверишь мне, если я скажу».
Леголас был готов поклясться, что он бы поверил, но что-то подсказывало ему, что правда окажется настолько ошеломляющей, что он не сможет с ней смириться. Он не стал налегать и расспрашивать, будто был последним трусом, который боялся услышать всего несколько слов. Он знал, как это оружие остро и сильно, и как может ранить глубоко и в самое сердце, не оставив на теле внешних ран. Он помнил, как эта девушка, чей век был так мал в сравнении с его бесконечностью, смотрела на ту странную вещь, что они нашли в подземелье. Леголас был там после того, как они отправили девушку в лазарет. Один из его разведчиков подал ему странную вещицу на шнурке — эльфийской тонкой, но прочной нити. Вручая её Гермионе, он видел, как на лице её меняются эмоции, как она хватается за вещь, и теперь явственно замечал ту разницу между эмоциями, вызванными игрушкой, и той вещью, которую Гермиона назвала «Маховик».
«Кто же ты… девочка из другого мира…»
ГЛАВА 22
Как в один миг всё рухнуло. Алмаз, крепче которого нет, превратился в песок и просочился сквозь пальцы. А ведь она поверила в то, что жизнь может сложиться иначе. Одной ночи с Леголасом хватило, чтобы в её сердце зародилась надежда — этот мир может стать домом для них троих. Множество случайностей, которые сопровождали её с того самого дня, как она нашла в снегах Карадраса раненного эльфа, и до возвращения в Средиземье спустя семь лет. Она позволила себе поверить в то, что это не игра судьбы, что всё, что случилось — написано на страницах истории жизни, что им суждено быть вместе. Но каждый раз что-то вставало между ними. Чья-то любовь. Пиппин… Алеин… Они отдавали свои сердца, порождая чувство вины, но за что они чувствовали себя виноватыми? За то, что любили друг друга и хотели немного счастья для себя? Смешно… но хочется горько плакать. Нападение орков у Тропы мёртвых, выходка Маховика Времени, Чёрная тоска, а теперь сделка с Тёмными. Судьба столько раз испытывала её болью, что, казалось, выжгла всё изнутри и уже нечему болеть и выть волком, занимая все мысли. Она уже не знала, что правильно, а что — нет. Что из всего случившегося является судьбой? Неужели желание, однажды загаданное на Рождество, никогда не сбудется? Ещё в тот день, случайно обжигая пальцы, она подумала, что год принесёт ей новую жгучую боль, но будет ли в конце счастье, которое она так желала, загадывая его, будто девочка-подросток, веря в волшебство?
Колона отбрасывала тень на ступени, где сидела волшебница, оставаясь в одиночестве. Она не чувствовала холода камня. Мысли завладели ею, не давая покоя. Держа в руках обломок Маховика, она смотрела на него, и ей казалось, что в её ладони находится половина разбитого сердца, которое никогда уже не станет целым. Можно ли заставить кого-то магией полюбить? Эти чувства не будут настоящими. Попытаться сделать так, чтобы он всё вспомнил? А хватит ли на это сил… Она столько боролась за своё счастье, складывая на алтарь одно подношение за другим, что уже, кажется, ничего не осталось.