Вот так-то получилось с моим обетом целомудрия.
Небольшая пауза.
В тот же вечер я отправился во дворец и отказался участвовать во всех благотворительных комитетах, где я раньше состоял. Так я нарушил и вторую свою клятву о помощи ближним.
Меняется освещение сцены.
Затем я посетил императора и порекомендовал ему человека самых средних способностей в качестве учителя для принцессы Елизаветы.
Шёнбрунский дворец.
ИМПЕРАТОР стоит у огромного камина между золотых зеркал.
Иосиф. Герр Соммер? Но ведь он скучнейший человек. А почему не Моцарт? Сальери. Я не могу, ваше величество, с чистой совестью рекомендовать Моцарта преподавателем музыки для королевской фамилии. О нем так много говорят… Иосиф. Но может быть, это только сплетни? Сальери. Одна из них, должен заметить с огорчением, относится к моей собственной протеже – очень молоденькой певице. Иосиф. Charmant![58] Сальери. Мне неприятно говорить об этом, ваше величество, но это чистая правда. Иосиф. Вот как?.. Ну, тогда пусть это будет герр Соммер. (Он прохаживается по основной сцене.) Я полагаю, это не принесет особого вреда. Сказать по правде, в музыкальном отношении мало что может повредить принцессе Елизавете. (Он уходит.)
МОЦАРТ появляется с другой стороны авансцены. Он в более скромном парике, напоминающем его собственные каштановые волосы. Парик перехвачен сзади лентой.
Сальери (зрителям). Моцарт не заподозрил меня. Император сам объявил ему о принятом решении… Иосиф (проходя мимо).Ну, в общем вот так. (Уходит за кулисы.) Сальери. …а я остался посочувствовать неудачнику.
МОЦАРТ поворачивается и мрачно смотрит вдаль.
САЛЬЕРИ сочувственно пожимает ему руку.
Моцарт (с горечью).Сам виноват. Отец всегда мне пишет, что я должен быть более покладистым. Знать свое место!.. Он теперь пришлет с десяток наставлений, когда об этом узнает!
Медленно подходит к фортепьяно.
Свет меняется.
Сальери (глядя Моцарту вслед). Моцарт крупно на этом проиграл.
Вена и картинки из жизни оперы.
ВЕНТИЧЕЛЛИ скользят по сцене.
Первый. Учеников у него не прибавилось. Второй. Их не больше шести человек. Первый. А теперь у него ребенок! Второй. Сынок родился. Сальери. Бедняга. (Зрителям.) Мои же дела, напротив, пошли в гору. Как это не удивительно. Я ждал божьего гнева – он не последовал. Вместо этого и в 1784, и в следующем году публика ставила меня намного выше, чем Моцарта. И это не смотря на то, что именно за эти два года он написал свои лучшие фортепьянные концерты и струнные квартеты.
ВЕНТИЧЕЛЛИ становятся по обе стороны от САЛЬЕРИ.
МОЦАРТ сидит у фортепьяно.
Первый. Гайдн считает его квартеты непревзойденными по красоте. Сальери. Несомненно. Но их никто не слышит. Второй. Ван Свитен говорит, что его фортепьянные концерты превосходны. Сальери. Именно так. Но они никем не замечены.
МОЦАРТ то играет, то дирижирует.Тихо звучит рондо из концерта для фортепьяно ля мажор, К.488.
(На фоне музыки.) Венская публика принимала каждый новый его концерт с таким же визгом одобрения, с каким встречала новые фасоны дамских шляп. Каждый проигрывался только один раз и потом совершенно забывался!.. И лишь мне было дано понять, что в восемнадцатом веке никто лучше его не писал… Мои же оперы, напротив, ставились везде и нравились всем. Я сочинил «Семирамиду» для мюнхенской оперы. Первый. Она была принята с восторгом! Второй. От восхищения зрители падали в обморок!
На малой сцене виден блестящий зал оперного театра и публика, которая стоя аплодирует. САЛЬЕРИ, с ВЕНТИЧЕЛЛИ по обе стороны от него, раскланивается, повернувшись к нам спиной. Фортепьянный концерт Моцарта почти не слышен.
Сальери (зрителям). Я написал оперу-буфф для Венского театра – La Grotta di Trofonio[59] - «Пещера Трофонио». Первый. Весь город говорит о ней. Второй. В кафе только об этом разговоры.
Другой оперный зал проецируется на задник малой сцены. И здесь снова публика яростно аплодирует. САЛЬЕРИ кланяется.
Сальери (зрителям). Наконец я закончил свою трагическую оперу «Данаида» и поставил ее в Париже. Первый. Прошла с неслыханным успехом! Второй. От оваций чуть не рухнула крыша! Первый. Ваше имя гремит по всей империи! Второй. Вас знает вся Европа!.
Вновь проецируется оперный театр. Где САЛЬЕРИ кланяется восхищенной публике в третий раз. ВЕНТИЧЕЛЛИ тоже аплодируют ему. Концерт Моцарта прерывается. Он встает от инструмента и, пока САЛЬЕРИ говорит, проходит сквозь сцену и удаляется.
Сальери (зрителям). Это было невероятно. Точно меня нарочно кто-то толкал от триумфа к триумфу!.. Моя голова заполнилась хвалебными гимнами. А дом мой – золоченной мебелью!
Салон Сальери.
Сцена купается в золотых лучах. Слуги вносят золоченные стулья с золоченным тиснением и расставляют их посередине сцены. ЛАКЕЙ Сальери, теперь ставший немного старше, снимает с композитора голубой камзол и помогает ему надеть новый, из золотого атласа. ПОВАР, тоже постаревший, вносит золоченную трехьярусную вазу-подставку с изысканными пирожными.
Сальери. У меня был простой вкус, но я изменил ему… Обрел уверенность в себе. Начал вести бурную светскую жизнь. Завел салон, устраивал балы и весь сезон только и делал, что упивался роскошью! (Он садится в вольной позе.)
ВЕНТИЧЕЛЛИ тоже рассаживаются по обе стороны.
Первый. Моцарт был вчера на вашей комедии. Второй. Говорил с принцессой Личновской. Первый. Сказал, вас надо заставить навоз за собой убирать. Сальери (берет щепотку нюхательного табака). Неужели? Как очаровательны эти зальцбуржцы! Второй. Многие открыто возмущались. Первый. Он распугивает гостей на балах. А теперь на него сердиться и Ван Свитен.
ВЕНТИЧЕЛЛИ ядовито смеется.
Сальери. Как – сам Лорд Фуга? А мне казалось, что к Моцарту он благоволит. Первый. Сочинитель просит разрешения написать еще одну оперу. На итальянскую тему. Сальери (поспешно зрителям).Оперу! Итальянскую! Это чревато. Это уж моя епархия. Второй. А барон возмутился. Сальери. Но почему? И на какой именно сюжет?
ВАН СВИТЕН быстро выходит из глубины сцены.
Ван Свитен. Фигаро!.. Женитьба Фигаро! По этой гнусной пьесе Бомарше!
САЛЬЕРИ делает незаметный знак ВЕНТИЧЕЛЛИ удалиться. ВАН СВИТЕН приближается к Сальери и садиться на один из золоченных стульев.
(Обращается к Сальери.) Не мог найти ничего лучше! Изводить на это свой талант! Выбрать вульгарный фарс! Когда я стал его отговаривать, он заявил, что я напоминаю ему отца! Аристократы вожделеют к горничным! Их жены маскируются в глупых нарядах! Кому это надо?.. Зачем такой недостойный сюжет в опере?
Быстро входит МОЦАРТ в сопровождении ШТРЕКА.
Они подходят к Сальери и Ван Свитену.
Моцарт. Потому что я хочу писать о людях настоящих, барон, о реальных событиях жизни! В будуаре, например! Для меня нет более занятного места на свете! Чтобы на полу валялось белье! И простыни хранили тепло женского тела! И даже под кроватью был до краев наполненный горшок! Ван Свитен (шокировано).Моцарт! Моцарт. Мне нужна жизнь, барон, а не набившие оскомину легенды. Штрек. Но в опере Сальери «Данаида» тоже легендарный сюжет. А французам это не наскучило. Моцарт. Французам невозможно наскучить. Для них – все забава. Разве что показать им реальную жизнь! Ван Свитен. Я полагал, что теперь, когда вы стали членом нашего масонского братства, вы постараетесь выбирать более возвышенные темы. Моцарт (нетерпеливо).Ах, возвышенные! Возвышенные!.. Знаю и без вас, что следует мужчине возвышать, когда надо! Ван Свитен (разгневан).Вы слишком много себе позволяете, сударь! Нельзя же все подвергать осмеянию! Моцарт (в отчаянии). Простите мой язык, барон, но в самом деле!.. Можно ли отражать лишь подвиги героев да богов?! Ван Свитен (страстно). Да, именно так! Вечно! Потому что они воплощают лучшее в нас! Опера должна возвышать, Моцарт, вас, и меня, так же как самого императора. Это возвышенное искусство! Оно обращено к вечному в человеке и обходит стороной эфемерное. Оно видит в женщине богиню, а не прачку! Штрек. Имен-но так! Тонко подмечен-но, сударь! Моцарт (копирует его манеру растягивать слова). Тонко подмечен-но. Конечно – тонко подмечен-но! Имен-но так! (Обращается ко всем присутствующим.) я вас не понимаю! Вы все так вознеслись, точно стоите на ходулях. Но это, между прочим, не скрывает ваших задниц! Вам же дела нет до этих богов и героев! Скажите честно, кто вам ближе – ваш цирюльник или Геркулес? А может быть, Гораций?! (К Сальери.) Или ваш глупый Данай? Или все мои Митридаты, цари Понта, Идоменеи, цари Крита и прочие античные существа?! Они навевают скуку! Скуку и больше ничего! (Он вдруг вскакивает на стул, как оратор, и выкрикивает.) Все серьезные оперы восемнадцатого века ужасно скучны!