Щека взорвалась от боли — такое чувство, что кожу с нее содрали от виска до самого подбородка. Перед глазами все поплыло. А дальше я будто бы упал в бассейн с темной, как чернила, водой, и барахтался, пытаясь понять, где верх, где низ.
Через несколько секунд сознание немного прояснилось, и я увидел перед лицом грязные плитки пола и собственные руки, которыми я упирался, пытаясь подняться.
Подняться не получилось — арран пнул меня под дых, отшвыривая на пару метров. Дыхание перехватило, и я, выгнувшись дугой, захрипел, разевая рот, будто выброшенная на берег рыба. Чужак же в блестящих доспехах не спеша прохаживался рядом, будто примеряясь, как бы пнуть меня еще больнее. И продолжал что-то вещать.
— Вос эрантиас мори! — процедил он напоследок.
Снова пнул меня в живот, но в этот раз я успел среагировать, напрягся. Удар был сильным — я аж отъехал по гладкому полу. Но я уже более-менее пришел в себя, если такое вообще уместно говорить в подобной ситуации. От боли кровь стучала в висках, голова кружилась, зрение стало туннельным — сквозь едкую пелену слез я видел перед собой только расплывчатый силуэт аррана, вокруг же все будто растворилось в пульсирующем красноватом сумраке. Я отчетливо слышал стук своего сердца — какой-то неровный и неуверенный, будто замедляющийся. Один из главных признаков того, что я проваливаюсь.
Я развернулся, откидываясь на спину и сжимая кулаки. Клинок пока не активировал. Надо попробовать подловить гада, ударить навстречу, когда он попробует пнуть меня снова…
Но вместо удара арран наклонился ко мне, хватая за шкирку. Я полоснул-таки его клинком, но удар пришелся вскользь по доспехам, а потом он перехватил меня за запястье. Легко поднял перед собой, сделал несколько шагов вперед, ударяя мной в стену.
Забрало глухого шлема, выполненное в виде золотой маски с горящими глазами, вдруг трансформировалось, разделившись на половины и прячась где-то в глубине шлема. К моему удивлению, под ним оказалось вполне человеческое мужское лицо — бледное, перекошенное от ярости, с выбившейся на лоб прядью золотистых волос. На вид — лет тридцати, не больше. Правильные, благородные черты лица, неестественно светлые, почти прозрачные глаза.
— Эт одиум про фур’ари реликуас ин магна домус Ортос! — оскалив идеально ровные белые зубы, прорычал чужак, все сильнее сжимая мне горло.
Я продолжал бороться, отчаянно пытаясь дотянуться до него светящимся клинком. Свободной рукой инстинктивно вцепился в его правую перчатку, стараясь ослабить хватку. Но он был гораздо сильнее. Уж не знаю, сам по себе, или в скафандре его скрывались какая-нибудь экзоскелетная мускулатура. Но стало ясно, что мне не победить. Сознание уже начало меркнуть от удушья, я с трудом различал перед собой лицо противника. Еще немного — обмяк, повиснув в руках чужака тряпичной куклой. Светящийся клинок втянулся обратно в наруч.
Ударив меня еще раз спиной о стену, арран брезгливо швырнул меня на пол. Опустившись следом на одно колено, обеими руками ухватился за мое правое предплечье. Затрещала ткань рукава — он порвал джинсовку, добираясь до наруча.
Так все из-за этого наруча! Чужак разозлился, потому что у меня их оружие!
Я еще не окончательно потерял сознание, но чувствовал себя так, будто душа моя уже отлетела и теперь парит где-то рядом, глядя на самого себя со стороны. Боль отступила, я вообще почти не чувствовал своего тела. Только сердце колотилось так громко, что я явственно слышал каждый удар.
Ту-тум… Ту-тум… Ту-тум..
Явно подкатывал очередной приступ — я завис на самой грани серого мира. Вот только амальгама, пытаясь стабилизировать мое состояние, сейчас оказывала мне медвежью услугу, не давая мне окончательно провалиться.
Да нет же, нет! Не мешай! Наоборот…
Я зажмурился, сосредоточился на этой мысли, и вдруг…
Это было похоже на вспышку какого-то озарения. На секунду все будто бы замерло и отодвинулось на задний план. Я забыл об арране, пытающемся содрать с меня наруч. Забыл о впивающихся в тело осколках стекла, на которые упал, о боли в щеке, об отбитых ребрах — вообще обо всем. Сосредоточился только на том особом, звенящем ощущении, которое обычно накатывало на меня в моменты, когда я проваливался в серый мир. Обычно оно было мимолетным — как вспышка, как короткое ощущение свободного падения, когда неожиданно под ногами оказывается ступенька вниз, и ты шагаешь на нее, не заметив. Но в этот раз я четко поймал его, зафиксировал, прислушиваясь к себе.
Распахнул глаза и встретился взглядом с нависшим надо мной арраном. Тот, заметив, что я очнулся, снова что-то злобно проворчал и, размахнувшись, ударил меня в лицо закованным в блестящую броню кулаком.