Комната напоминала дорогой музыкальный салон.
Квартира принадлежала родителям Патрины. Те, будучи профессиональными музыкантами, выступали в очень известном цыганском театре и много времени проводили, гастролируя по всему миру.
Осмотревшись вокруг, Лачо обнаружил ряд деталей, явно не вписывающихся в изысканный интерьер.
На крышке рояля вперемешку с тремпелями, словно пытаясь его украсить, пестрым пятном выделялась женская одежда. Видимо, перед тем как там очутиться, платья были примерены и категорически отвергнуты. Сверху экрана кинотеатра стояла изящная пара туфель с замысловатым рисунком на змеиной коже. Ещё несколько пар были безразлично разбросаны по толстому девственно белому ковру во всю комнату.
Лачо не успел как следует рассмотреть детали обстановки, как-будто из воздуха, из неоткуда к нему на колени упала Патрина. Загадочно улыбаясь, она заглянула в глаза Лачо, сгорая от сладострастного момента встречи.
Взгляд жгучих цыганских очей на миг парализовал Багибнытко, лишив дара речи.
Угадав, что Лачо смущён, она крепче прижалась к Багибнытко, дрожа от охвативших чувств. Их губы встретились в долгом и горячем поцелуе.
Вдруг, словно очнувшись, девушка оторвалась от Лачо и уперлась своими маленькими кулачками ему в грудь.
- А ты знаешь кто звонил? Горобец справлялся, буду ли я сегодня у него на празднике. Крестины в его семье. Так вот, я сказала, что ты объявился, и мы с тобой вместе приглашены. Есть несколько минут на сборы. Ты же на машине?
Только сейчас Лачо заметил, что на Патрине было очень дорогое вечернее платье. В ушах, откликаясь на малейшее движение ее головы, благородно позванивали большие золотые серьги старинной работы с изумрудными подвесками. Свежий цвет изумрудов отражался в бездонных глазах Патрины. Вокруг руки обвилась золотая змейка. На её приплюснутой головке мерцали два живых изумрудных глаза. Чуть ли не на каждом пальце девушки красовались кольца различных конфигураций, но непременно с изумрудами.
- Есть возможность весело и с размахом отметить твой приезд, - взволнованно проговорила Патрина. - Потанцуем вместе, споем что-нибудь...
Последняя фраза подкупила сердце Лачо. Перспектива спеть на людях с Патриной привела его в трепет. Обладая мощным голосом, замешанном на цыганской чувствительности, Лачо с уважение относился к талантам других людей.
А Патрина была талантлива. Она была очень талантлива! Её репертуар простирался от сложных классических арий до тонкого и проникновенного негритянского блюза. Но лучше всего ей удавались цыганские песни.
Петь вместе с Патриной было для Лачо ни с чем несравнимым кайфом. Даже быстрая езда на мощной машине его так не заводила.
- Чтобы спеть с тобой, - Лачо шутливо ударил Патрину по кончику носа, - я готов идти куда ты скажешь, в любом направлении, хоть к Горобцам на крестины!
- Ну, тогда вперед, поехали, - Патрина потащила Лачо за собой.
Встав на ноги Лачо, как бы, невзначай спросил:
- А ты не боишься в таком прикиде выходить на публику? Всякое бывает.
- Во - первых, в таком виде я не каждый день выхожу на улицу, - улыбаясь, Патрина, заложила для счета палец на своей изящной ладошке. - Во-вторых, как говорил кот из мультика: "Этого добра у нас ну просто завались". Ну, а в- третьих, - загнув третий палец, Патрина лукаво подмигнула Лачо, - там, куда мы едем, не одна я буду "дро бара"(при камнях цыг.). Посмотришь, как будет разодета женская публика. Вроде ходячих выставок редчайших музейных экспонатов. Я по сравнению с ними буду, ну просто золушка. А смотрю, ты тоже не обделен редкостными речами.
Патрина потянула Лачо за палец, на котором плотно сидел старинный перстень с огромным красным бриллиантом.
- Это-же совсем другое дело, - Лачо протянул руки и привлек к себе Патрину.
- Подарок деда. Дед у меня был из таборных цыган,. Сильные были люди, и Дэвэл им во всем помогал потому, что слово цыганское уважали - если слово сказал и забожился понапрасну, то расплата не заставит себя долго ждать. Чем забожился, то и получишь. Очень осторожно нужно обращаться со словами... А колечко это заговоренное, можно сказать волшебное. Если кто им силой или обманом завладел, не будет ему ни счастья, ни здоровья, ни благополучия. Хорошо если сам жив останется. Дед мне много про него рассказывал. Будет время, и ты услышишь. А теперь, давай будем выдвигаться. Гробец, наверное, заскучал.