- Унохал «ганч» курите. Ну что, хороший? - Сеня юродствовал.
- А ты возьми и сам попробуй, - заискивающе проговорил Прьш, передавая Аптеке надоевший «косяк».
Молча докурив папиросу, Сеня разорвал на мелкие части мундштук и обрывки бросил Павлику под ноги.
- Mory предложить кое-что по-лучше. - Аптека достал из кармана полиэтиленовый пакетик, набитый таблетками. - Батарейки удовольствия. Настоящий энергоноситель! Надежное средство изменить действительность!
- Ну что, есть желающие? - Сеня упор уставился на Прыща. - Почувствуй себя реактивным!
- Извини, Аптека, - расшаркался Прыщ. - Поистратились. Вот "ганжубас" купили.
Гневно сверкнув глазами. Сеня попытался сплюнуть обезвозженным ртом. После тшетной попытки он, не rлядя ни на кoro, развернулся и импульсивной походкой направился к зданию школы.
Отойдя на несколько метров, Аптека вдруг остановился и полуразвернувшись глянул из-за плеча на Павлика.
- По шкале удовольствий, ваш «ганжубас» не выше плинтуса. Дерьмо и дешевка!
Сеня вновь попытался сплюнуть. Он явно задирался. Не дождавшись на свою провокацию ответной агрессии, Аптека злорадно усмехнулся, и насвистывая ритм на одной ноте, продолжил путь по своим аптечным делам.
- Во, козел! - чуть слышно вырвалось у Сереги. К счастью этих слов Аптека уже не мог слышать.
- Не суетись, братуха, - Павлик слегка ударил Серегу в плечо, - мы его по-любому обламаем! Будем считать, что Сеня Аптека своими необдуманными словами нанес вред нашему качественному бизнесу. Да настигнет его Кара! Аминь.
И здесь Багибнытко рвануло!
Широкая входная дверь, приоткрылась, и из полумрака коридора в зал полетели гранаты. Одна, вторая…, пятая, восьмая. Казалось, им не будет числа!
С металлическим звоном падая на пол, на стулья, на заставленные едой столы, они дымились, шипели как змеи и выпускали едкий газ.
Зачарованные песней, люди не сразу осознали нависшую опасность.
Одетые в черную униформу фигуры в противогазах быстро проскользнули в зал и, встав полукругом, ощетинились оружием, исключая возможность на спасение.
Дым, наполняя помещение, превращал реальность в сюрреалистическое видение.
Задыхаясь от кашля, Лачо пытался протереть обильно слезящиеся глаза. Почувствовав слабость в ногах, он присел на корточки, и его вырвало.
Упав рядом на колени, надрывно кашляла Патрина.
Будто сквозь пелену дождя Лачо видел, как «черные» переходили от одной группы людей к другой. Один, весьма убедительно приставлял к голове очередной жертвы дуло пистолета, а второй ловко снимал драгоценности с женщин, забирал бумажники у мужчин, и складывал в объемный полиэтиленовый мешок для мусора.
Остальные, выставив перед собой оружие, зорко следили по сторонам.
Угоревшие от газа люди принялись сами снимать с себя украшения и бросать их на пол, так что человеку с мешком оставалось только нагнуться и подобрать. Когда дошла очередь до Патрины, та хрипло кашляла, стоя на коленях. Она не обращала внимание на требования налетчика.
Человек с пакетом приблизился ближе и с грубой наглостью приподнял ее за плечо. Бросив под ноги мешок, он стал свободной рукой срывать кольца с безвольно обвисших рук Патрины.
И здесь Багибнытко рвануло! Горячий темперамент послал к черту дурные ощущения в теле. Резко подхватившись, Лачо приблизился к обидчику, содрал с его головы противогаз и вложив в удар всю мощь своих чувственных переживаний, он припечатал налетчику лицо. Удар оказался настолько сильным, что тело в черной одежде оторвалось от земли и рухнуло спиной на соседний столик, гремя бутылками и тарелками с едой.
Последнее, что увидел Лачо, была тень человека с занесенным у него над головой прикладом.
Гопака! Гопака!
Никто из пирующих не заметил, как на усадьбу опустилась ночь.
Широкий двор был залит светом от костров, вокруr которых выделывали замысловатые кренделя пьяные стражники. Звуки вальсов и мазурок без устали гремели из весело сияющих окон дома. Выписанный из Александровска еврейский оркестр самоотверженно исполнял номер за номером, яростно вытирая пот и охлаждаясь шампанским во время музыкальных пауз. Воздух в дальнем углу зала, где сидели музыканты, был пропитан липкими испарениями потных человеческих тел исполняющих музыку на пределе своих возможностей. Еврейский оркестр питил и дудел во всю свою мощь.
Дамы и девицы безуспешно искали прохлады возле раскрытых окон. Вальсирующие пары, бестолково сталкиваясь, создавали в зале непредсказуемое движение.
Разгоряченные гости уже подумывали об отдыхе, когда в зале,пересиливая звуки оркестра, раздались возгласы
- Гопака! Гопака!
- Нехай пан батько нам затанцюе! (пусть пан отец нам спляшет укр.)
- Запрошуемо до гопака! (приглашаем к гопаку укр.)
Словно повинуясь жесту невидимой руки, танцующие пары образовали свободное пространство в середине зала, и оркестр без подготовки заиграл украинский танец.
На открытое пространство пьяной походкой вышел пан Миргородский в своем бархатном жупане «от reтьмaна Мазепы», поддерживаемый Сологубом.
Следом за ними шла Лизка, бережно сжимая золотой поднос, на котором возвышался огромный запотевший, под стать гостям, хрустальный бокал с водкой.