За маленьким ограждением террасы ресторана, на площадке, ближе к морю, веселилась яркая стайка подростков, забавлявшихся катанием на роликовых коньках. Именно забавлявшихся! У многих уже начал проявляться свой стиль, требующий отточки, а вернее будет сказано - обкатки, чем они и занимались - шумно и радостно. Скорость движения и замысловатость исполняемых фигур, вызывали у наблюдателей неподдельный интерес.
Задержав на виртуозах свой жгучий взгляд, Лачо все также, молча поднялся и, перешагнув ограждение, направился в сторону возбужденной компании, обутой в ботинки на колесах.
Подойдя поближе, Багибнытко что-то негромко им сказал.
Пушум увидел, как парни, бросив свои упражнения, обступили Лачо.
Перекинувшись с ними несколькими фразами, Багитбытко развернулся, и вновь перешагнув ограждение, уселся на прежнее место.
- Mory, - наконец-то ответил он на провокацию друга.
- И даже ту тачку, на которую я положу глаз?
Лачо снисходительно посмотрел на амала:
- Только выбирай лошадку подороже, и чтоб водила был погрознее. Знаешь, чтоб с виду был ну о-очень крутой! Но он должен быть один в машине.
- Ты шо, серьезно?
- Ха!
- Думаешь, получится? - юродствовал Москали.
- Легко, - как-то обыденно заверил его Лачо.
- Ну, если ты настроен так серьезно, то пошли поближе к светофору. Там ты и покажешь свое умение менять кому-то жизненный сюжет, - оттолкнув назад стул, Пушум встал на ноги и от нетерпения затоптался на месте.
Не вставая из-за стола, Лачо махнул рукой в сторону притихших подростков.
Из толпы выехал светловолосый паренек, в яркой майке, и яростно отталкиваясь от асфальта, на невероятной скорости подъехал к террасе ресторана.
- Ну, пошли, - Лачо решительно поднялся и направился к выходу.
Костя Сапрыкин.
Встреча с новым днем была омрачена безнадежным унынием, жуткой головной болью и гадким запахом изо рта. Сегодняшнее похмелье отличалось глубиной, поэтому протекало весьма болезненно. Даже печень взбунтовалась, и давала знать о своем присутствии тупой, надоедливой болью в боку.
Реальность упрямо вползала в уставшее, и притупленное алкоголем сознание.
- Фу - ух! Слава, Богу, дома! - фраза была произнесена медленно, на глубоком выдохе.
Осколки разбитых воспоминаний не желали складываться, поэтому общая картинка вчерашнего праздника была туманной. Смутная тревога - спутница Костиного похмелья, крупными мурашками покрывала тело гусиной кожей.
Вчера праздновали день рождения Костиного босса.
Мероприятие было обставлено е размахом: в ширину славянской души. Много музыки, еды, спиртного. Много симпатичных девушек. Даже продолжительный фейерверк над рестораном на пароходе, где чествовали именинника.
Это Костя помнил. А вот на вопросы: «Что ел, с кем пил, к каким барышням приставал?» (то, что их было несколько, он почему-то помнил), были очень невразумительные ответы.
Приступ внезапно обрушившейся тошноты вмиг оторвал Костину голову от подушки и вынудил галопом двинуть в сторону туалета.
Насладившись фаянсовой прохладой унитаза, он прошел в ванную и встал под холодный душ.
С раннего детства Костя Сапрыкин был отмечен вторым именем – кличкой. Сочетание его настоящего имени и фамилии рождали однозначные accoциации в сознании обывателей Бывшей Великой Державы того времени.
- Koшелек! - кричали соседские мальчишки.