Лачо Багибнытко и его амал Пушум возвращались в город, подаривший им детство. С удовольствием насладившись морем и пощекотав себе нервы, рома теперь колесили по отливающему синевой, вязкому от жары дорожному покрытию и вкушали плоды своего азарта.
Лачо уже отошел от шока и мог с улыбкой говорить о прошедших событиях.
- Нормально повеселились! На все ловэ (деньги цыг)!
- Как на все? – Пушум вытаращил глаза. – Шо совсем ничего не осталось?
Лачо недоуменно передернул плечами.
- Во время свободного полета кошелек видимо меня покинул. Но ты, чаво о его судьбе сильно не убивайся. Такого крупного крепыша с удовольствием усыновит любой карман. Вот смотри, что нам взамен досталось. – Лачо сунул под нос Москали пистолет. - Настоящая живая пукалка, - он поморщился от воспоминаний о происхождении оружия и неприятных ощущений в паху. – Знаешь, как обращаться?
- Убери, убери, - Пушум оживленно разволновался. – Спрячь!
Лачо улыбнулся и, открыв ящик для перчаток, забросил в недра пистолет. Только его улыбка получилась какой-то вымученной. Не смотря на знойное солнце в высоком голубом небе над трассой, на душе у Багибнытко собрались тучи, грозившие пролиться дождем отчаяния. Денег не было, очень хотелось кушать, да и бак их баварского скакуна пустел с каждым километром.
На горизонте замаячила черта южного заштатного городка.
- А скажи мне, чаво, - лениво растягивая слова, Лачо скрыл свое внутреннее замешательство, - как мы будем бороться с нашей денежной несостоятельностью? – Найдется ли в твоей коллекции какое-нибудь яркое, захватывающее представление на тему звона монет? А может, ты знаешь, в этом счастливом городке какого-нибудь спонсора?
Включив сигнал поворота, Пушум свернул на обочину и остановился.
- А ну пересядь! – скомандовал Москали, поднимаясь из-за руля. Обойдя машину и открыв пассажирскую дверь, он плюхнулся на освобожденное Лачо место.
- Драдас (поехали цыг.)! – разрешил Москали.
- Если бы нам не помог скакун Бэкмэза, - задумчиво произнес Пушум, - лежать нам с тобой тихо в какой-нибудь холодной комнате, дырявые, шо мой любимый сыр.
- А еще в наших телах ковырялись бы незнакомые нам уроды, - поддержал амала Багибнытко.
- Да шо теперь на сухом месте грязь месить – обошлось, проехали, - и его лицо захватила ехидная гримаса. – Спонсор мне не знаком. Зато я могу устроить маленький театр для здешних торгашей. Ты трюк с порванной купюрой знаешь?
- Ты думаешь, я не знаю как ромалэ на «сдачу» ходят с порванной деньгой? Правда, сам не пробовал. Да и где мы возьмем эту деньгу?
- Я тебе сейчас покажу свой первый фокус, - Пушум порылся в кармане своих штанов и явил на свет в несколько раз сложенную сотенную купюру. - А вот наш безразменный пятак, - он принялся демонстративно вертеть в руках денежную бумажку. – Я всегда зашиваю билетик перед дальней дорогой. В дороге ведь всякое бывает. Так шо излишняя предосторожность всегда в масть. Теперь оторвем от денежки уголок с номерком, а денежку вернем карману, - Москали спрятал купюру в штаны.
– Еще нам понадобится вот эта мелочь, - он высыпал на ладонь горсть монет, сохранившейся в другом кармане. – Ну, теперь я готов выйти к публике. Давай-ка притормози возле этого симпатичного ларька! Постарайся не глушить мотор, а то заключительный аккорд в нашем эпизоде может прозвучать фальшиво.
Сын цыганского барона
Тайная деятельность Ананоя Кольбочки была надежно защищена авторитетом его отца – цыганского барона.
Обладая статусом лидера, Григорий Янович Кольбочка принимал активное участие во всех спорных вопросах, возникающих в его общине. В последнее время, к огромному негодованию Григория Яновича, происходили невероятные вещи. Кто-то методически грабил цыган. Причем делалось это избирательно, только у тех, у кого действительно можно было поживиться старинным золотом, драгоценными камнями или большим количеством валюты.
Для барона это означало лишь одно – наводчиком был свой, ром.
Хотя толком никто ничего не знал, табор переполнился слухами, которые разрастаясь, приобретали эффект снежного кома – качества «цыганской почты». «Почта» утверждала, что грабители каждый раз появлялись ночью, в одинаковых черных комбинезонах и черных шапочках с прорезями для глаз. «Как у американском фильме» - твердили цыгане. Опознать их было трудно.