— Как твоя рана? — спросил Данте, пытаясь разглядеть Габриэля в сгущающихся сумерках.
— Неплохо, — пьяно пробормотал тот — он и Роберто приговорили бутылку в считанные минуты. — И в самом деле неплохая анестезия.
— Слушай его больше, — недовольно проворчал Данте, кивая на Роберто. — Можно подумать, алкоголь — панацея от всех болезней.
— Так и есть! Забываешь обо всем! — раздался из угла радостный вопль. — И никаких тебе проблем!
Данте неодобрительно хмыкнул.
— Если завтра утром будет болеть голова — не жалуйся.
— Какие уж тут жалобы, — вздохнул демон. — Не думаю, что головная боль ужасней боли от огнестрельной раны.
— Ты никогда ее не испытывал, — ответил Данте. — Ты не можешь знать.
— Ну да, ты у нас знаток. Всю жизнь ее терпишь вместо того, чтобы пройти курс лечения! Как это назвать?
Данте промолчал.
— Видишь? Я прав.
— В чем? В том, что я не хочу забыть о прошлом?
— Именно! Ты топчешься на одном месте. Но я дам тебе хорошего пинка! — рассмеялся демон. — Не обижайся, это образное выражение. Хочется, чтобы ты наконец начал радоваться тому, что имеешь, а не хоронил себя заживо вместе со своими родителями.
— Слушай, Габриэль, — Данте приподнялся на локте. — Почему ты так держишься меня? Я теперь твой потенциальный убийца. Если Кабальеро заставил меня выстрелить, он запросто может повторить попытку. Не безопасней ли тебе будет продолжить поиски в одиночку?
— Шутишь? — вытаращился на него Амарант. — После того, как мы наконец нашли общий язык? Если бы не ты, я бы истек кровью! Умер бы, сам того не ведая! И ты помогаешь мне вернуть силы. Ты просто мой спаситель, Данте, иначе тебя не назовешь.
— Заткнись. Пьяные разговоры ни к чему хорошему не приведут.
— Ты так говоришь, будто я сам этого не знаю. Мой приятель Алоиз — алкоголик! И я не раз выведывал информацию, напоив его до полубессознательного состояния!
— Но, похоже, сам никогда не напивался до такой степени, — подытожил Данте, отворачиваясь к стене. — Завтра тебе будет стыдно за то, что ты тут наговорил.
— Я ничего такого не сказал! — возмутился Амарант. — Простая конста… конс… А, черт, кон-ста-та-ция факта! Язык развязывается у любого. Надо только знать правильный подход.
Данте тяжело вздохнул. Милли уже сопела, и он не хотел повышать голос, чтобы не разбудить девочку.
— Спи, — буркнул он. — Разговоры можно отложить до утра.
— Как можно уснуть, когда чертова царапина ноет, как стая бродячих кошек?
— Хороша царапина. Немного — и на тот свет тебя бы отправила, — раздался из угла ворчливый голос Роберто.
— Может, и так, но сейчас я чувствую себя лучше некуда! Слушай, Данте, может, найдем тех типов и надаем по рогам, а?
Данте сел и откинул одеяло.
— Хватит! Ты можешь закрыть глаза, а заодно и рот? Черт побери, Роберто, еще раз попытаешься его напоить…
— По крайней мере он не ноет от боли, — проворчал старый алкоголик. — Это было бы во сто крат хуже.
Амарант расхохотался. Данте покосился на девочку, опасаясь, что смех ее разбудил, но нет — она спала, как ангел.
— Идиот, — проворчал он, отворачиваясь к стене. — Живет столько лет, а ума — как у двенадцатилетнего.
— Не так уж редкое явление, я тебе скажу, — хмыкнул Роберто.
Данте практически сразу провалился в сон. Амарант еще некоторое время ворочался с боку на бок, пытаясь найти удобное положение, чтобы не тревожить рану, и вскоре тоже уснул. Роберто храпел, как раненый медведь, но никого это не беспокоило. Все спали.
Данте едва не закричал от страшного видения: мать держала в руках цветок амаранта, стебель которого был покрыт шипами. Они протыкали ее ладонь насквозь, кровь текла по рукам, крупными каплями падала на землю. Голодная иссушенная почва с готовностью впитывала в себя живительную влагу.
И из нее вырастали новые цветы. Только лепестки их были не розовыми.
Они сияли алым.
Кармен упала на колени, и цветы скрыли ее. Данте бросился к ней, выдирая амаранты с корнем, но когда добрался до места, где она стояла, там уже никого не было. Только цветы насмешливо качались на ветру.
— Амарант, — прошептал чей-то голос.
Данте подскочил на лежаке, обливаясь холодным потом.
За окном только начало светать. Габриэль спал, закинув здоровую руку за голову. Роберто сопел в углу, съежившись на сундуке. Милли спала на боку, положив обе ручки под щеку. Данте не хотелось будить девочку, в кои-то веки нашедшей себе более-менее приличный ночлег, поэтому он вздохнул и снова улегся. Локон светлых волос упал ей на лицо, и Данте осторожно убрал его. Она что-то пробормотала и прижалась к Данте, уткнувшись лицом ему в грудь.