Файка же появилась у бабушки гораздо раньше. За месяц или два до моего появления. Её оставили под главными воротами. Никто не горел желанием воспитывать несчастную. Моя Ба, терзаемая одиночеством, забрала её к себе.
В просторной комнате стоял огромный стол, за которым иногда велись совещания. Чаще здесь собирались старосты и под плеск вина в кружках сплетничали. Сегодня трапезничали четверо мужчин: высокий, светловолосый усач, судя по сверкающему мундиру — командующий, тот самый брюнет, которого я видела утром (разодет он был в дорогие, но простые с виду вещи: зелёная шёлковая рубаха приоткрывающая сильную грудь, куртка на шнуровках тёмного почти чёрного цвета, и даже сапоги из дорогой выделанной кожи, были выбраны в тон), и немного испуганный парнишка, коротко стриженый, прятался рядом со своим предводителем — командующим, а так же по правую руку от Мудрейшей восседал гордый персонаж аристократической внешности в светлых дорогих одеждах, украшенных вышивкой. Короче, последний явно был принцем. Соседским. Предводительница лично следила за благополучием высокопоставленного гостя. За остальными ухаживали наставницы, они же самые почтенные воины селения.
Моё появление было встречено особым вниманием Матушки, на лице которой было написано: «Попробуй что-то урони и тебе не поможет даже Богиня!». Захотелось провалиться сквозь землю, но пол подо мной не расступился, а вот ноги непослушно запутались, и я чуть не рухнула. Однако встречи с дощатым полом не последовало. Чему я сильно удивилась. Открыв глаза, сначала поняла, а потом уже увидела, что меня держит тот «смешливый» парень, которого я наскоро окрестила Пересмешником.
Кроме игривых зелёных глаз я ничего больше не видела. Было что-то в незнакомце ощутимо тёплое. Парень ласково улыбнулся. А я, как блаженная, рассматривала его, раззявив рот: тёмные длинные волосы, ниспадающие на плечи, несколько коротких локонов выбились из-под кожаного обруча, чёрные брови, ровный нос, слегка пухлые губы, волевой подбородок.
Крепкие руки вернули меня в вертикальное положение и отобрали блюдо, поставив его на стол. Наставницы зло молчали, стреляя в меня взглядами. Мудрейшая вообще вцепилась в подлокотники кресла, и те чуть слышно затрещали под напором. Расшаркавшись, я спешно отправилась обратно на кухню, выслушивая, как за моей спиной Мудрейшая извиняется перед гостями.
Только, когда за мной захлопнулась дверь, я вздохнула с облегчением. Оказавшись около бабушки, плюхнулась на стул… И тут же с воплем подскочила — теперь понятно, почему Файка всё делает стоя. За эти годы, на моей попе уже должен был образоваться толстенный мозоль, не позволяющий розгам и ремню причинять непоправимый ущерб. Но организм так и не выработал защиты к истязаниям.
— Что случилось-то? — поинтересовалась бабушка, рассматривая моё бледное лицо. — Уронила?
— Почти… — шмыгнула носом я.
— Подите во двор. Мы теперь не скоро им понадобимся. — Сжалилась бабушка.
Фая замешкалась, а я вышла на улицу. Свежий воздух охладил покрасневшее лицо. Мысли постепенно складывались во что-то удобоваримое, хоть и метались, сменяя одна другую.
Сегодня явно не мой день! Сначала поход за сливами (и чего нам не спалось?!) — наказали первый раз. Потом промахнулась косточкой — наказали второй раз. В собственных ногах запуталась, а значит и до третьего наказания рукой подать. Мало того, ещё какого-то типа испугалась. Что же в нём такого? Приветливый, улыбается красиво, сам вроде ничего. Видела я их вояк, так они ещё грубее деревенщин из Ближних Холщовиц! А этот из привилегированных — выбритый, ухоженный, внимательный. Споткнулась бы я сейчас в харчевне Клавки, хохот над моими разъехавшимися ногами долго эхом отдавался бы в ушах.
Я вытащила из-за бочонка свои лук и колчан со стрелами, которые ещё перед отработками спрятала здесь. Почувствовала тяжесть оружия в руке, посмотрела на небо. Луна зависла над деревьями большая-большая. Звёздочки мерцали, словно подмигивали — хитрюги! Знали что-то и делиться секретом не хотели. Только намекали. Прохладный ветерок вернул былую уверенность в себе. Что ещё со мной может случиться? Ничего!
Вдохнув ночной свежести, я натянула тетиву, закрыла глаза, прислушалась. Где-то, на одной из улочек мужчина приставал к амазонке:
— Дай поцелую!