Наказание? Подумала о поляне наказаний… а если ее в клетку посадят? Ужас какой! Накладываю стрелу, Риша, как назло, отошла на три шага и подсказывать явно не собирается. Вкладываю стрелу в желобок, вскидываю лук. Пытаюсь опереньем за тетиву зацепить, чтобы натянуть. Пальцы от волнения путаются. На меня смотрят все!!
С третьей попытки сумела зацепить желобок на оперенье за тетиву. Пытаюсь натянуть, все туже и туже идет, словно струна, кажется, даже что невозможно ее натянуть сильнее. Руки трясутся обе. После вчерашней мотыги мышцы ноют противно.
– Как целится? – Обращаюсь к Рише. Как – то я стреляла в тире, мне показывали, что целик надо с мушкой совместить. А тут что?!
– Она не умеет! – Крикнула громко Риша, двинулась ко мне и отняла лук. – Ты что, хотела выстрелить, не зная оружия?!
– Виновна! – Заключила Гредина. – Позор, Озерной амазонке Ирне!
Стою, цепенея. Сыплется на меня молчаливый укор со всех, мать вашу, сторон. А я ничего дурного не хотела! Ирна на меня взглянула, как на предателя и пошла к строю.
– Прости меня сестра, – произнесла, подойдя к крайней амазонке.
– Нет, – произнесла та, как обрезала.
Виновная ко второй подошла, спросила тоже самое. Та бросила отказом. Да так брезгливо. Идет моя Ирна по строю и просит прощение у каждой, и все ей отвечают «нет». Одна промолчала, после чего Ирна подойдя к следующей просила прощение слезно уже. Видимо, подруга у нее есть близкая, и она тоже не смогла простить.
К Гредине подошла блондинка, давя волны рыданий. Но взгляд свой подняла, задавив все слезы и позывы истерические.
– Прости меня, наставница, – произнесла сквозь зубы.
Затаились амазонки под молчанием атлетки. Я и сама губу нижнюю поджала, переживая за Ирну. Стою, не знаю, что и делать, хоть под землю провались.
– Нет тебе прощение сестер Озерного клана! – Гаркнула вдруг Гредина мощно, наверное, с гор лавина понеслась от ее ораторского голоса. – И моего прощения не жди, амазонка Ирна!
Подалась к провинившейся резко, схватила за грудки и рванула кожаный лиф, будто это бумага какая. Обнажилась грудь размера второго с молоденькими тугими сосочками и набухшими ореолами, словно прелести ее еще только растут. Ирна даже не дернулась прикрываться. Сбоку еще две амазонки подошли, в том числе и рыжая, с которой я вчера познакомилась. Расстегнули поясок, избавили от оставшейся одежды.
Попочка, ляжечки, все идеально загорелое и подтянутое. Раздели, к дереву повели одиноко стоящему у обрыва. Руки старательно перемотали веревкой, перекинули через сук. Вздернули, что трепыхнулись ее округлости тугие и стали поднимать, натягивая веревку сильнее. Вскоре и вовсе подвесили бедолагу, которая даже не пикнула.
Риша за руку взяла, ближе ведет.
– Я думала ее накажут на поляне той, – шепчу своей опекунше.
– Тут для рабов, а скала суда для сестер клана, – ответила важно. – Узри, и тебе будет уроком, рабыня.
Вышла Гредина к подвешенной бедняге с длинным черным кнутом в руках. Ахнула я, чуть в обморок не свалилась. Горный воздух похоже доносится и сюда, ум мой ясен и мир теперь вполне реален, не как вчера, когда еще шок не отошел. Теперь уже игрой ролевой не пахнет. Страшно до трясучки в коленках, вот – вот зубы застучат.
Амазонка тащит стороной, к другим зрителям, что стягиваются вокруг. Болтается тело голое беспомощно на фоне гор заснеженных. Сюда бы фотографа хорошего, такой бы кадр получился.
– Десять плетей! – Гаркнула наставница и отбросила хвост кнута назад. Вытянулась черная змея по струнке. Да… у такой бабы все по струнке будут ходить, похоже, она предводительница, судья и исполнитель наказания в одном лице.
Рывок, свист, щелчок! Секундное молчание перерастает в дикий вопль. На загорелой спине стремительно проступает красная полоса. Гредина не спешит боль еще, она ждет. А Ирна все кричит, не затихая.
Всего один удар и такая реакция. Неужели это так больно, подумалось.
Новый удар застал жертву врасплох. Вскрик перерастает в истерический плач. Внизу увеличивается мокрое пятно, кажется, девочка описалась. Но почему – то краснею от этого я. А всем амазонкам плевать. Нет… кажется смеются тихо. Видимо, опасаются предводительницы, которая остается серьезней.