Нож убрала в ножны кожаные на поясе, которые я сразу и не приметила из – за того, что они под цвет остальных полос. Руками к груди потянулась. Дергаюсь я и тут же получаю пощечину хлесткую от соседки слева. Грудь вываливается сама. А этой остается только дорвать мой дорогущий лиф, за который даже в такой обстановке душит жаба.
Все трое уставились на мои сочную грудь и торчащие соски.
– Великолепно, – произнесла брюнетка и срезала резинку юбки, снова достав нож, будто это у нее тренировка, как у ковбоев на диком западе.
Женщины заинтересованно посмотрели на мои черные кружевные трусики и такого же стиля резинки чулок. А я сглотнула и посмотрела на моих мучителей с неподдельной мольбой и призывом одуматься, пока не поздно!
– Жалко портить, – выдала блондинка, что ударила меня. – Я бы походила в этом на празднике Нимезии.
– И не мечтай, Лара, – усмехнулась брюнетка и резко сдернула мои трусы до колен.
Вскрикнула от неожиданности и сжалась от угрожающего замаха, замерев. Стою смирно, боюсь удара. Руками прикрыться не дают, их держат, схватив сильно. Коленки вовнутрь, бедрами кое – как прикрыла.
Ощущение, что меня уже насилуют – это одно. Но что рассматривают – совсем другое. Более неприятное, словно я какой – то товар, чье – то имущество.
– Чулки можно и оставить пока, – раздался голос за спиной брюнетки, и та суетливо отступила, давая обзор новой участнице проекта. Маргарите!
Знакомое лицо подало некоторые надежды. Я даже попыталась улыбнуться ей. Но осеклась, не решаясь ничего сказать, потому как ее строгий взгляд просто пронизывал насквозь. Будто она вот – вот ударит меня с ноги или чего хуже.
Маргарита предстала в стиле аборигенок. Грудь огромная едва не выскакивает из импровизированного тугого кожаного лифа. Бедра мощные и потные, как у кобылы только что гнавшей. Взгляд надменный и оценивающий стал спускаться вниз. Смотрит на промежность. Связки внутренних сторон бедер вдруг кольнули, пытаюсь сжаться, чтобы не показывать свое причинное место.
– Побрейте этот срам, если сама будет противиться, – выдала Маргарита, развернулась и скрылась среди зарослей.
Сжимаю зубы и стремительно краснею. Блонди с каштанкой ржут. А брюнетка смотрит на меня серьезно и даже с укором.
Да, у меня давно не было секса и брить там необходимости не видела. Запустила слегка, увлекаясь своей внешней картинкой.
Трусы все же покромсали. Видимо, им это за радость, портить вещи, которые за всю жизнь не дано иметь. Дальше сняли все украшения, часы и цепочку с крестиком.
– Все это тебе больше не понадобится, – произнесла аборигенка, передавая подруге мои вещи и получая от этого явно выраженное удовольствие.
Каблуки сняла сама, после чего меня сунули обратно в клетку. И только когда мой голый зад коснулся соломы, я тихо разревелась.
Меня никто и не насиловал, просто раздели, оставив лишь чулки, которые быстро нахватали зацепок от соломы. Пиджака в клетке уже не было, умыкнули через прутья, бомжихи хреновы.
Обнимаю свои коленки, сложившись пополам. С каждым мгновением становится все страшнее от ощущения полной уязвимости и беспомощности.
У ног упал зеленого цвета бурдюк, судя по звуку, внутри была вода. Не раздумывая приняла подачку, так как в горле пересохло и дико хотелось пить.
Вокруг уже не было видно никого. Шумела листва от порывов ветра. И кажется, вечерело. Обхватила себя крепче, сейчас не жарко и не холодно. Вот только мурашки гуляют туда – сюда по всему телу. И начинают доставать мошки, учуявшие свежее мясо.