Этих долей секунды мне самой хватило на то, чтобы поспешно втолкнуть Херувимова в ближайшую дверь, которая, к счастью, оказалась открытой, и свалить его на пол. Лишь потом до моего сознания донесся хлопок выстрела.
Падая, банкир ухитрился схватить меня за талию и опрокинуть на себя сверху. Сначала я решила, что он сделал это чисто интуитивно, и попыталась освободиться, чтобы достать пистолет и броситься в коридор. Однако Херувимов и не думал меня отпускать — более того, к моему величайшему изумлению, он стал целовать мне шею и подбородок и даже сделал попытку задрать юбку!
— Вы спятили? — прохрипела я, думая про себя: «Что за странная реакция в минуту смертельной опасности?»
— Все в порядке, — бормотал он, проявляя все более неуместную активность, — радость моя долгожданная…
И только теперь у меня промелькнуло некое подозрение. Я вскинула голову, чтобы избавиться от назойливых прикосновений его лягушачьих губ, и поразилась неофициальному виду пустой комнаты, в которую мы столь бурно ввалились — роскошный ковер, широкий диван, столик с бутылкой шампанского и вазой фруктов…
— Да отпустите же, Аркадий Петрович, что вы себе позволяете?
— Все в порядке, — задыхаясь и краснея всей своей раскормленной мордой, повторил он, ухитрившись обеими руками забраться ко мне под юбку и теперь жадно ухватить за мягкие места, — здесь нам никто не помешает.
— Что-о-о? Чему не помешает?
Наша возня на ковре стала приобретать столь непристойный характер, что я почти забыла о киллере, который, по всем канонам жанра, должен был ввалиться следом, чтобы прикончить нас контрольными выстрелами в голову.
Но как угомонить обнаглевшего Херувимова? Сдавить сонную артерию? Ударить по макушке рукояткой пистолета? Укусить, наконец? Нет, это слишком жестоко — он все-таки мой начальник…
В один из моментов борьбы я ухитрилась освободить руку, сунула ее в карман жакетки и, дождавшись, когда банкир снова попытается что-то сказать, быстро запихнула ему в рот горсть знаменитых пластмассовых шариков. Мне подарила их Вера, сохранившая себе целый килограмм на память о бомжайской афере.
— Тьфу, черт, что за гадость! — Изумленный Херувимов принялся ожесточенно отплевываться, а я, обретя долгожданную свободу, мгновенно вскочила на ноги и одернула изрядно помятую юбку.
Эх, жаль, что его сейчас не видят облапошенные жители подмосковного городка! А ведь наверняка каждый из них мечтал сделать с этими проклятыми шариками то же самое, что проделала я!
Однако, даже злорадствуя, не стоило забывать о своих прямых обязанностях. Выхватив пистолет, я подошла к двери, намереваясь выглянуть в коридор.
— Куда вы? — просипел Херувимов, по-прежнему сидя на ковре. — Не бойтесь, там Стас, он стрелял холостыми…
— Ах, вот даже как? — Я мгновенно все поняла. — Инсценировочки устраиваете? А если бы я выстрелила первой? В опасные игры играете, почтеннейший Аркадий Петрович!
— Во-первых, в безопасных играх не бывает высоких ставок; а, во-вторых, я бы заплатил его семье щедрую компенсацию.
— Лучше выпишите мне премию.
— За что? За то, что вы накормили меня этими проклятыми шариками?
— Но ведь и вы в свое время сделали то же самое с жителями Бомжайска!
Он не стал возражать и тяжело зашевелился, поднимаясь с ковра. В это время в коридоре послышался топот подкованных каблуков, а затем глухие звуки ударов, громкие крики «Стоять!» и звонкое щелканье автоматных затворов.
О причине всего этого догадаться было несложно — та самая, насмерть перепуганная женщина с чайником, заперевшись в своей комнате, успела вызвать милицию.
Выглянув вместе с Херувимовым в коридор, я не без злорадства увидела Стаса, раскоряченного во весь рост на полу, с заломленными назад руками. Нечего было соглашаться на столь гнусную роль!
На моем напарнике, картинно упираясь дулом автомата в его бычью шею, гордо восседал бравый омоновец. Еще трое, в том числе и человек с погонами капитана и в лихо заломленной на затылок фуражке, перетаптывались рядом.
— Зачитайте мне мои права! — с трудом прохрипел Стас, явно находясь под влиянием просмотра бесчисленных американских боевиков.
Омоновцы дружно заржали, после чего капитан выдал в ответ нечто такое, что не было предусмотрено ни в одном уголовном кодексе:
— Ты имеешь право хранить молчание и мысленно посылать нас всех!.. Но если ты произнесешь это вслух, то мы тебе рога поотшибаем!