— Для этого надо сначала разобраться, что и куда везти, — заметил Белов. — И иметь транспорт. Для немцев это всё слишком неожиданно.
— Штабы у них работают отменно, я не думаю, что задержка будет больше трёх - четырёх суток, — сказал сержант. — Но наступать они недели две в направлении Киева не смогут. Автомобилями на такое расстояние много не навозишь, серьёзного подкрепления не перебросишь, тем более тяжелую технику. Имейте в виду, что немцы проведут крупные операции по уничтожению диверсантов и партизан.
— Мы готовимся товарищ Ветров. Люди уже немножко пришли в себя, после лагерной голодухи. Дней десять ещё потренируем бойцов и будем готовы встретить.
— Вы не в армии, товарищи командиры. Самый главный манёвр партизана не стоять насмерть в обороне, а грамотно отступить на подготовленные позиции. У вас здесь нет ни тыла, ни фронта. Тактика очень простая на словах, но очень сложная на деле. Укусил и отскочил. Потом опять укусил и отскочил. Проще заложить одну мину и подорвать двух солдат, чем перебив роту потерять взвод. Людей у вас мало, а немцев много. Нападать надо так, чтобы каждый ваш боец убил не меньше десятка, а сам остался жив. В каждой малой группе должно быть два-три снайпера. Стрельнули по разу и скрылись. Леса здесь безбрежные. Выследили колонну — поставили мину, или бросили гранату. Это ваш лес, и он должен быть под присмотром. Кругом должны быть выставлены наблюдатели, посты и секреты. Организация связи — самый сложный вопрос. Телефон к посту на двадцать километров не протянешь. Самый простой способ — гелиограф. Залез боец на елку и зеркальцем отсемафорил. У вас умельцев много, пусть сделают небольшие коробочки, там пара зеркальных пластин, изменяющая свое положение от кнопки или рычажка. Можно даже тексты передавать, используя азбуку Морзе. Можно просто сигнализацию устроить: потянул боец за веревочку, у древа заметная ветка поднялась или дощечка повернулась — замечен враг. Такую связь можно только с воздуха разглядеть, она выше леса идёт. Пока не забыл, машины у вас неправильно замаскированы. Стекла будут давать блики от солнца, с самолёта они очень хорошо видны. Стекла надо тряпками закрывать дополнительно, даже под маскировочной сеть. Кстати, ваши бойцы разбитые машины все обобрали?
— Да все, даже дальние, сняли всё что может пригодиться. Вам что-то надо? — спросил Потанин.
— Стекло лобовое нам в последнем рейде разбили, ищу замену. В лицо дует, глаза слезятся. Их, кстати, можно и для освещения землянок ставить.
— Вызови Селезнева, узнаем, — распорядился Потанин. — Мы немецкую рацию с самолета восстановили. Переговоры немцев ловим аж из-под Житомира, но да фронта не достаёт, — то ли похвастался, то ли посетовал командир.
— Поднимите антенну на гору или дерево, сделайте антенну длиннее, возможно достанет. Можете попытаться найти самолёт У-2, скажем. С самолёта точно достанет.
— Да где же мы его найдём?
— Опросите техников и лётчиков, если есть. Они вам все аэродромы назовут, где наша брошенная техника лежит. В тех же Колках я видел десяток наших битых самолётов. По-моему, даже У-2 в куче был и довольно целый. Если вы думаете, товарищ майор, что я вам на бедность буду «Север» доставать, то вы глубоко ошибаетесь. Связи с командованием не имею, и честно говоря и не хочу иметь. Она мне не нужна. У меня есть приказ и я его выполняю. Базы для партизанских отрядов создаю. А организация партизанского движения — это не мой профиль. Я диверсант, а не руководитель. Убил сто немцев — для меня ты герой. Сказал сто речей — для меня ты просто балабол. С таким людьми, стараюсь дел вообще не иметь и сам им не уподобляюсь. Если человек не хочет воевать, значит ему не за что воевать. И вы его словами не заставите. В лучшем случае будет отбывать номер, чтобы не расстреляли. А взывать к его сознанию, и совести — это простая трата времени. Проще направить на него винтовку и отправить труса с гранатами под танк. Не взорвёт, так хоть танкистов попугает. Сейчас вопрос стоит о существовании нашего государства и русских людей. Не сдюжим против немцев — все в землю ляжем. И говорильня здесь не поможет. Бери винтовку и иди стреляй. Убил десять фашистов — молодец. Убил сотню — герой! И никак иначе.
Вернулся Белов.
— Нашли два целых стекла, товарищ Ветров, с резиной, но без рамы. Сняли с грузовика там, где оружие собирали по лесу.
— Благодарю, Максим Игоревич. Мы через десять дней свою деятельность здесь сворачиваем. Будем перебираться в другое место. Останется наш представитель для работы с агентурой и всё. Вас я постараюсь с ней свести, Иван Петрович, если получится.
— Спасибо, товарищ Ветров. Мы не забудем, кто вытащил нас из плена, вооружил и дал возможность снова бить врага, — сказал Потанин.
Они вышли из землянки. На полянке лежали пять пулемётов и пятнадцать магазинов к ним. Три ящика снарядов для двадцатимиллиметровой пушки. Рядом стояла Света.
Товарищ майор, — доложила она, — помощь вашим раненым оказана. Заживление идёт вполне успешно. Тяжелых нет. Один через десять дней, остальные через неделю будут способны встать в строй.
— Спасибо Светлана, — сказал майор, чуть поклонившись. — От меня и всех красноармейцев. От ваших ручек люди прямо оживают.
Девушка зарделась. Похвала ей была приятна.
— Магазины какие-то странные, — указал Потанин на пристёгнутые к пулемётам барабаны.
— Это авиационные двух барабанные магазины на семьдесят пять патронов. Патроны подаются по очереди слева и справа. Легко снимаются и вставляются, — сержант показал, как. — Для набивки снимается крышка, — поднял он магазин с земли и снял крышку. — Патроны забивали немцы, есть трассеры. Капсюль окрашен в красный цвет. Пулемёты по конструкции такие же как мы сняли с мессершмиттов. Прицельное приспособление авиационное. Сам с таким не стрелял, надо дать бойцам попробовать. Мушка здесь сложной конструкции, видно чисто авиационная разработка. Забыл спросить про Климова, он как у вас? — положил пулемёт на траву сержант.
— Пока в госпитале в команде выздоравливающих. Особо ничего сказать не могу. Нашёлся красноармеец, который его знает, видел в укрепрайоне. Санитар говорит, что что-то его гложет, ходит задумчивый. Больше ничего за ним не замечено.
— Он был с нами сутки, но кое-что видел из наших секретов. К немцам попасть не должен. Дайте ему гранату, пусть носит, даже в лагере. С него взята подписка о неразглашении.
— Я понял, — сказал Белов, — присмотрим.
— Тогда прощаюсь и до встречи, товарищи командиры.
Жора поднял стёкла и кивнув Свете пошел к болотам в сторону ближайших постов. За ними увязался Белов. Он долго мялся, но потов решившись спросил:
— У меня будет возможность увидеть Дарью до вашего ухода?
— Если она этого захочет, то да. Я не стану возражать.
— Спасибо, товарищ Ветров. Это для меня очень важно.
— Я думаю, у вас будет сын, Максим Игоревич, но с вами здесь она не останется. Могу похлопотать о переводе в наш отряд. Но вы тогда вряд ли больше увидитесь со своими родственниками. До конца войны никаких отпусков, и дальше очевидно тоже. Считайте новая жизнь. Вы никто и звать вас никак. Но у вас будет Дарья и ваш ребёнок — ваша семья. В следующий раз, я её привезу, сможете поговорить. Если конечно получится, и немцы не смешают наши планы.
Белов проводил их за посты и задумчивый ушёл.
— Жора, а это правда, что Дарья забеременела? — тут же спросила Света.
— Правда, дети появляются от любви. И даже с мальчиком я вполне могу угадать. Да и человек этот может в Элистане пригодиться. Он порядочный. Знает военное дело.
Ира приземлила арилёт, сержант проверился артефактом, и они взлетели. Полетели к сгоревшим машинам. Принц хотел вырезать раму, откуда автомобилисты сняли стёкла, чтобы не городить огород при их креплении. Срезали, погрузили, всё тщательно увязав и двинулись к переходу.
— Света напомни мне завтра, чтобы я организовал субботник, — сказал Жора, опять заметив сброшенные в овраг пеньки.
— Жора, а что такое субботник?
— Завтра и узнаешь. Будешь как Ленин брёвна носить.
Глава 23
— Товарищ майор, задержали человека в гражданской одежде на посту. Сопротивления не оказал, к вам просится.