Ой.
Глава 9
В мгновение ока Яров оказался рядом. Грубым сильным движением он вырвал у меня блокнот, в который я только крепче вцепилась от испуга при виде охватившего его гнева. В руке у меня осталось несколько страниц, вырвавшихся из скетчбука от резкого движения Ника.
— Ты…— прорычал он, склонившись надо мной.
Его лицо было так близко, что я чувствовала жар его дыхания. Как бы он не начал дышать огнем подобно нарисованной им Драконихе… Силой воли я заставила себя не отступать. Несколько сидевших в аудитории человек снова наблюдали за нами.
— Ты понимаешь, что у моего терпения есть границы?
Слова застряли где-то в горле. Хуже всего то, что я действительно испытала раскаяние из-за того, что взяла этот проклятый блокнот, и ничего не могла с этим поделать. Если бы я всё же окунула его сумку в унитаз, и то испытывала бы меньше угрызений совести. Отразившаяся на его лице гримаса жестокости, неуправляемого гнева, от которого хотелось попятиться и убежать, только подтверждала, что я залезла туда, куда не следовало.
«Какие, к черту, угрызения совести?» — Отдёрнул меня внутренний голос. — «Он их явно не испытывал, когда ставил тебя в дурацкое положение». Да и не делала же я ничего настолько ужасного.
— Я просто хотела… — начала я мямлить слишком тихо и попыталась добавить в голос невозмутимости и уверенности, — Я не сделала ничего такого, чтобы ты так на меня бесился!
— Блять… — выплюнул он, отвернувшись, и швырнул свой блокнот в мусорку.
Больше ничего не сказав, он схватил сумку, на ходу бросил в мусорку горящую зажигалку и буквально вылетел из аудитории.
На миг установилась звенящая тишина, все переваривали только что увиденное. Наверно, эта тишина затянулась бы подольше, если бы не полыхающая мусорка, из которой стал валить едкий дым. Одногруппники тут же засуетились, сработала пожарная сигнализация, кто-то кинул влажную тряпку, лежавшую возле доски, но это не слишком помогло. Быстрее всех сориентировалась Катя, которая вылила свою бутылку воды на горящий мусор.
— Так, я не поняла, и какой теперь счет? — С иронией в голосе спросила Лиза, разгоняя дым тетрадкой, — 2:2? 3:2? Кто побеждает-то?
— Думаю, это не считается, — бесцветным голосом ответила я.
Объяснять кому-то, что такой исход никак не входил в мои планы и что я всего-то хотела избавить себя от возможных шуток, я не считала нужным.
— С вами теперь один день веселее другого, — прокомментировал Паша. — Вот уж не думал, что у кого-то возникнет желание бросать вызов этому Нику.
— Не всем же бегать за ним по пятам, восхищаться каждым его словом и смеяться над каждой шуткой! — Парировала я с колкостью, необоснованной ничем, кроме моей нервозности, коей меня сполна одарил сегодняшний день.
Когда прозвенел звонок, я осознала, что по-прежнему сжимаю вырванные из блокнота листы. Поддавшись любопытству, взглянула на них.
И какого было моё удивление, когда я обнаружила, что один из рисунков изображал… меня.
Здесь я из-за спины глядела на смотрящего, в глазах плясали искорки озорного блеска, волосы, рассыпающиеся по плечам, напоминали шелк и почему-то имели голубоватый оттенок. Того же небесного цвета были мои губы и лёгкий румянец на щеках. И кружащие в воздухе снежники. Красиво. Даже очень. Если бы не две толстые черные перекрещивающиеся полосы, как бы перечёркивающие мой рисунок. Похоже, кое-где автор так сильно надавил на карандаш, что на бумаге осталась дырочка.
Почему-то мне не хотелось, чтоб рисунок увидела Катя, и я поспешила его свернуть, но она уже заметила и на её лице отразилось удивление.
— Ой, он, наверно, на тебя очень злится, раз сделал это, — она кивнула на зачёркивающие линии.
— Думаешь? — Спросила я отрешённо. — Ну да, наверно.
От дальнейших разговоров меня спас вошедший Карпов. Впервые я радовалась началу пары и посыпавшимся на нашу группу вопросам преподавателя. Этот блокнот, который мне вздумалось рассматривать, и особенно последний рисунок, оставили странное послевкусие. И мне не хотелось об этом ни с кем говорить. Но и выкинуть это из головы тоже не получалось.
Вечером, разбирая сумку, я достала уже чуть помятый листок, откуда на меня смотрела моя же копия, удивительно живая и как будто скрывающая какую-то тайну. Рука не поднималась выбросить такой рисунок, даже если его автором был кто-то вроде Ярова.
В голове до сих пор не укладывалось, что он мог создавать нечто прекрасное. Я попыталась представить, как он сосредоточенно выводит карандашом каждую линию, рисуя не просто что-нибудь, а меня. Как думает над ракурсом, выбирает оттенок для моих волос, придает загадочный блеск глазам. Сколько раз ему пришлось посмотреть на меня, чтобы добиться такой схожести? Что он чувствовал, когда рисовал?