— Ну-ну-ну, — успокаивающе заговорил Ник. — Я всего лишь восстанавливаю справедливость. Ты же не хочешь, чтобы вселенское равновесие нарушилось, правда?
— Я взяла у тебя один кед, а ты у меня — два! — Заверещала я, не переставая брыкаться. — Где здесь равновесие?
— Один я забрал за моральный ущерб.
Ещё шаг к окну, и вот мои балетки уже летят вниз с высоты второго этажа.
Когда, выполнив задуманное, Ник опустил меня на землю, я подбежала к окну, пытаясь отыскать взглядом свою несчастную обувь. Кроме газона и кустов, ничего, конечно, не увидела. Я рухнула в ближайшее кресло. Яров уселся в соседнее. Какое-то время мы демонстративно не смотрели друг на друга, затем он всё-таки повернулся ко мне и задержался на моих босых, в тонких колготках, ногах и вдруг тихо засмеялся. Искренним, без доли злорадства, смехом. Я уже готова была огрызнуться, но затем посмотрела на его разутую ногу в белом носке, потом взглянула на себя и, не удержавшись, тоже прыснула от смеха. Через секунду мы оба уже не могли сдерживать подступивший смех, вызванный глупостью и нелепостью ситуации и тем, как непонимающе на нас хмурились свидетели данной сцены. Это было так необычно — быть с ним на одной волне, пусть даже всего одну минуту. Отсмеявшись, но всё ещё сохраняя на удивление лучезарную улыбку на лице, Ник встал с кресла и подошёл ко мне.
— Ну что, пошли, — сказал он и потянул меня за руку.
— Вот так?! — Кивнула я на наши ноги.
— Предлагаешь прикупить что-нибудь онлайн и ждать до послезавтра доставки? — С иронией в голосе спросил Ник, и когда я ничего не ответила, снова потянул за руку. — Пошли, пошли.
Я чуть неохотно поддалась и встала. Выбора-то действительно нет. Пока мы шли к выходу из библиотеки, он продолжал вести меня за руку, будто и вовсе забыл об этом. Зато у меня кровь в жилах запульсировала раза в два быстрее.
— Надо же, какая ты бываешь послушная! — Он весело сверкнул на меня глазами и, убедившись, что я никуда не денусь, наконец отпустил руку.
— Надо же, ты умеешь нормально разговаривать и смеяться! — В тон ему ответила я.
— Ты многого обо мне не знаешь, — игриво сказал он.
Мы подошли к лифту, я нажала на кнопку вызова, облокотилась о стену и с нарочитой небрежностью произнесла:
— Так расскажи мне.
Ник стоял по другую сторону от дверей лифта, в метре от меня, и смотрел прямо мне в глаза, отчего существующее между нами расстояние казалось гораздо меньше.
— И что же ты хочешь знать, — с некоторым вызовом поинтересовался он и добавил, — Лера?
От того, как он произнёс моё имя, сердце в груди ударило подобно гонгу. Произнёс, будто пробовал его на вкус, медленно и тягуче, уделяя внимание каждому звуку.
Я собралась заговорить, ответить хоть что-то, лишь бы не стоять, всем своим видом демонстрируя смущение, но тут к лифту подошла какая-то преподавательница, обвела нас недовольным оценивающим взглядом и зашла в приехавший лифт. Спасибо ей, что спасла меня от того, чтобы промычать что-то невразумительное в ответ на вопрос Ника. Только когда мы вышли на первом этаже, я продолжила наш разговор:
— Например, я хочу знать, как долго ты ещё собираешься портить мне жизнь.
— Х-м-м, — Яров изобразил глубокую задумчивость, — думаю, до тех пор, пока ты не сдашься. Так что если тебе надоело, можешь принять безоговорочную капитуляцию, признаться, что была крайне надоедливой и впредь пообещать вести себя хорошо. Это, конечно, нужно будет сделать в присутствии свидетелей, иначе кто же мне поверит? Думаю, можем созвать однокурсников.
— Ты же понимаешь, что твое предложение только усиливает во мне желание тебе насолить?
— Конечно, понимаю, — ухмыльнулся он.
Так мы и шли, я — босиком, Ник — наполовину, что, кстати, не мешало ему выглядеть невозмутимо и уверенно. Проходящие мимо люди косились на нас, некоторые даже оборачивались, но мы словно и не замечали этого. Просто шли и подкалывали друг друга, словно пара друзей. Не чтобы позлить, публично продемонстрировать свою позицию перед однокурсниками или выговорить всё, что думаешь после очередного особо «удачного» розыгрыша. Небольшое, очень хлипкое временное перемирие.