Возвратимся, однако, к моей печальной истории. Мистер Беннет вернулся точно в обещанный день, и я не в силах описать, в каком душевном смятении я его встретила. Очевидно, только усталость с дороги и досада, вызванная напрасной поездкой, помешали ему заметить мое состояние, слишком, как я опасалась, бросавшееся в глаза.
Все его надежды оказались тщетными: никакого письма от епископа приходский священник не получал, а о послании милорда он отозвался с самой презрительной усмешкой. Впрочем, несмотря на усталость, мистер Беннет, даже не присев с дороги, осведомился, дома ли милорд, желая немедля засвидетельствовать ему свое почтение. Несчастному и в голову не могло прийти, что милорд, как я потом узнала, морочил его своими росказнями насчет епископа, и еще менее того он мог заподозрить, что ему нанесли тяжкое оскорбление. Но милорда – этого негодяя – не было тогда в Лондоне, и потому с изъявлениями благодарности мужу пришлось повременить.
Мистер Беннет возвратился в Лондон поздно вечером в субботу; это не помешало ему на следующий же день приступить к своим церковным обязанностям, однако я под разными предлогами осталась дома. Это был первый отказ, который я себе позволила за всю нашу совместную жизнь, но я чувствовала себя настолько недостойной, что присутствие мужа, прежде приносившее мне столько радости, стало теперь моей мукой. Я не хочу сказать, что сам вид его был мне ненавистен, но должна сознаться: мне было стыдно, да, стыдно, и страшно смотреть ему в лицо. Меня преследовало, сама не знаю, какое чувство, – хотелось бы надеяться, что его нельзя назвать чувством вины.
– Нет-нет, это не так! – воскликнула Амелия.
– Мой муж, – продолжала миссис Беннет, – заметил мое недовольство и приписал его своей неудачной поездке. Я радовалась такому самообольщению, и все же стоит мне только вспомнить, какие муки причиняли мне его попытки меня утешить, и становится ясно, сколь жестоко я за свое падение расплачиваюсь. О, дорогая миссис Бут, из двух преданно любящих счастлив как раз обманутый, а уж кто поистине жалок, так это обманувший!
Целую неделю я провела в этом мучительном состоянии, ужаснее которого, кажется, не испытывала за всю свою жизнь, стараясь поддержать заблуждение мужа и не обнаружить своих страданий, однако у меня были основания опасаться, что это продлится недолго: уже в субботу вечером я заметила перемену в его отношении ко мне. Ложась спать, мистер Беннет был явно не в духе и в постели молча отвернулся от меня; на мои попытки добиться от него хотя бы одного ласкового слова он отвечал мне с нескрываемым раздражением.
Мы провели тревожную ночь без сна, а утром в воскресенье мистер Беннет очень рано встал и спустился вниз. Я ждала его к завтраку, но вскоре узнала от служанки, что он ушел из дома, когда еще не было и семи часов. Все это, как вы сами понимаете, сударыня, очень меня встревожило. Я поняла, что он узнал ужасную тайну, но только не могла догадаться как. Еще немного и я бы сошла с ума. Я то собиралась бежать от оскорбленного супруга, то готова была наложить на себя руки.
Весь день я не находила себе места. Мистер Беннет возвратился вечером. О, Господи, достанет ли мне сил описать то, что потом произошло? Нет, это невозможно! Рассказ надорвет мне сердце. Мистер Беннет вошел в комнату бледный, как полотно, губы у него дрожали, а налитые кровью глаза были похожи на раскаленные угли и, казалось, вот-вот вылезут из орбит. «Молли, – вскричал он, бросившись в кресло, – как вы себя чувствуете?» «Боже милосердный, что случилось? – поспешно отозвалась я. – Должна сознаться, что я не совсем здорова». «Ага, должны сознаться, – воскликнул он, вскочив с кресла. – Лживое чудовище, вы меня предали, уничтожили, вы погубили своего мужа!» И тут совершенно обезумев, он схватил лежавшую на столе увесистую книгу и, не помня себя от бешенства, метнул ее мне в голову с такой силой, что я тут же упала навзничь. Он бросился ко мне, заключил в объятья, поцеловал с исступленной нежностью и стал испытующе вглядываться мне в лицо, проливая при этом потоки слез, а потом в крайней ярости снова швырнул меня на пол и стал пинать и топтать ногами. Наверно, он хотел меня убить и, по-видимому, счел меня мертвой.
По-видимому, я несколько минут пролежала на полу без сознания, а, придя в себя, увидела мужа, лежащего рядом со мной лицом вниз в луже крови. Он решил, очевидно, что я рассталась с жизнью, и изо всех сил ударился головой о стоящий в комнате комод, нанеся себе ужасную рану.
Могу чистосердечно признаться, что ни в малейшей мере не была возмущена поступком мужа, я считала, что заслужила подобное обращение, хотя, конечно, смутно представляла себе, что он из-за меня претерпел. Я стала умолять его успокоиться и своими слабыми руками пыталась поднять его. Вырвавшись из моих объятий, он вскочил и, бросившись в кресло, исступленно выкрикнул: «Оставьте меня, Молли, прошу вас, оставьте меня! Я не хочу убить вас!» И тут он, не обинуясь, открыл мне… О, миссис Бут, неужели вы сами не догадываетесь?… Подлый развратник наградил меня скверной болезнью, а я заразила своего мужа. О, Господи, зачем я дожила до такого ужаса? Я не хочу, я до сих пор не могу с этим смириться! Я не могу себе этого простить. Сам Всевышний не простит меня!