Хотя некоторые читатели, возможно, и сочтут сержанта достойным той откровенности, которую позволил себе с ним полковник, но все же этот надменный офицер едва ли решился бы снизойти до такой фамильярности с человеком столь неравного с ним положения, если бы кое в чем не рассчитывал на него. По правде говоря, полковник начал питать надежду на то, что сержант поможет ему осуществить его намерения относительно Амелии, или, иными словами, превратится в сводника; такого рода услуги полковнику оказывали люди и более высокого положения, чем Аткинсон; кроме того, полковник имел возможность прекрасно его вознаградить, а посему нисколько не опасался отказа… Сам сержант, конечно, нисколько не был в том повинен, ведь он никогда не давал ни малейшего повода для такого мнения о себе, однако полковник составил это мнение, основываясь на знании собственного сердца. А оно внушало ему, что если он сам способен из низменных побуждений совратить жену друга, то почему бы, внушало ему сердце, он не может надеяться на то, что и другой человек из других низменных побуждений, не решится на такую измену дружбе, оказывая ему помощь? Ведь очень немногие люди, я думаю, придерживаются лучшего мнения о других, нежели о себе, и они весьма неохотно допускают существование какой-либо добродетели, если не находят следов ее в собственной душе; вот по какой причине чрезвычайно трудно, я заметил, убедить мошенника в том, что вы честный человек; какие бы убедительные доказательства вы ни приводили, вы никогда не преуспеете в своих попытках, если только мошенник не придет при этом к утешительному заключению, что тот, кто и в самом деле оказался честным, оказался в то же время и дураком.
Глава 9 и прелюбопытная, из которой любопытный читатель может сделать различные умозаключения
Сержант ушел от полковника в крайне удрученном состоянии, в котором мы, однако же, вынуждены будем его на время оставить, чтобы возвратиться к Амелии; как только она в это утро проснулась, она сразу попросила миссис Аткинсон пойти уплатить за их прежнюю квартиру и принести оттуда всю одежду и кое-что из других вещей.
Однако надежный посыльный вскоре возвратился, не выполнив поручения, потому что миссис Эллисон заперла все комнаты и рано утром ушла из дома, а куда именно, служанка не знала.
Потом обе дамы вместе с детьми Амелии сели завтракать, после чего Амелия объявила, что намерена сейчас же нанять карету и поехать проведать мужа. Миссис Аткинсон тотчас одобрила это намерение и вызвалась сопровождать ее туда. По правде говоря, это было и в самом деле, на мой взгляд, довольно здравое решение, а то, что Буту крайне претила мысль увидеть жену в доме судебного пристава, то это, пожалуй, следует счесть скорее чрезмерной щепетильностью и стеснительностью.
Обе дамы были уже одеты и собирались послать за каретой, когда внизу раздался сильный стук в дверь и, минуту спустя, служанка доложила о приезде миссис Джеймс.
Амелия была изрядно раздосадована этим визитом: из-за него откладывалась долгожданная встреча с мужем, чего она жаждала с таким нетерпением. Не сомневаясь в том, что визит будет кратким, она решила принять гостью со всей любезностью, на которую только была способна.
На сей раз поведение миссис Джеймс настолько не соответствовало тому облику чопорной особы, в котором она недавно предстала перед Амелией, что это могло бы поразить кого угодно из тех, кто знает, что под личиной любой светской дамы, в которой все лишь игра и притворство, скрывается ее истинный характер, в соответствии с которым (когда ее истинная природа берет верх) она себя и ведет. Поэтому самые что ни на есть светские дамы способны с необычайным пылом и неистовством иногда любить, а иногда злобствовать в зависимости от природных склонностей, хотя и то, и другое в равной мере несовместимо с искусственной личиной светской дамы.
Так вот, миссис Джеймс была в глубине души очень доброй женщиной: узнав о постигшей Амелию беде, она была искренне этим опечалена. Стоило только полковнику сказать ей о своем намерении предложить Амелии поселиться у них в доме, как миссис Джеймс тотчас же с этим согласилась; когда утром за завтраком он сказал ей, что Амелия затрудняется принять их приглашение, миссис Джеймс с необычайной готовностью вызвалась сама поехать, чтобы убедить свою приятельницу согласиться на их предложение.